С трудом сопротивляющиеся головокружительному полету в никуда остатки разума отчаянным усилием помогли сдержаться и не всхлипнуть… это было бы последним штрихом ее окончательного унижения. Реакция ее тела на крепкие напитки ничем не отличалась от реакции простых смертных. Раньше Силмэриэль об этом не задумывалась, а теперь узнала точно, из личного опыта.
Показавшийся ей самым здоровым и высоким орк — хотя, возможно, она и ошиблась, все они на одну полузвериную морду — слушал ее, громко сопя, и шмыгал носом, подобострастно глядя исподлобья. Проникнуть в его сознание оказалось труднее обычного, она и в своем начала путаться, но гораздо менее противно.
Что хочет приказать ему хозяйка, мелкий отцовский военачальник (он был еще и поумнее остальных, раз получил повышение) понял далеко не сразу. Силмэ, давно уже потеряв терпение, оно закончилось даже не вчера, а две сотни лет назад, боролась с внезапно накатившим желанием заколоть полуразумную тварь ее собственным грязным кривым кинжалом. Получив сумасшедшее, животное удовольствие от разлетающихся во все стороны кровавых ошметков. Хотя заслужил все эти удары вовсе не паршивый орк, он-то ни в чем перед ней не виноват.
Орков даже пожалеть можно, будь у нее силы и время на жалость. Они, потомки искалеченных и безнадежно изуродованных непредставимыми мучениями созданий, не осознавали, сколь никчемно и омерзительно их существование. Прекратить его стало бы, по сути, актом милосердия (странно, что она помнит это слово), но она не будет этого делать.
А вздохнет поглубже, как можно сильнее закусит губы (останутся следы, но боль приводит в чувство) и во всех подробностях вспомнит рецепт изготовления обезболивающего эликсира… чтобы только удержать ускользающее в кромешный мрак сознание. А он бы пригодился… наверное.
— Осторожнее, понял? Не покалечь ее. Если не хочешь лишиться того, чем тыкаешь… в смертных женщин и подчиненных. Хозяину нужен младенец — от тебя и нее. Получишь от него награду, потом. Но если все испортишь и разгневаешь господина… лучше успей убить себя сам.
На самом деле отец и не подумает вмешиваться… будет лишь наблюдать, посмеиваясь. И втайне порадуется ее неудаче… задержка его разозлит, конечно, но зато можно будет всласть наказать ее как-нибудь по-особенному. За срыв особо важного дела и наказание особое. Все, как он любит.
Но орку об этом знать не обязательно, Великого Белого Мага он боится гораздо сильнее, чем ее. И можно будет почти со спокойной душой уйти отсюда, чтобы не слышать и не думать о происходящем совсем рядом, в спешно приведенном в порядок карцере для провинившихся.
И… нет, пить огненный эликсир (как точно называется сжигающий горло и разум напиток, она не знает) больше невозможно, еще один глоток станет смертельным — подняться на Ортханк и… нет, не спрыгнуть оттуда, для этого она пока не созрела, а сесть на пол и сидеть, а когда не станет сил сидеть — лечь. И пусть день сменит ночь множество раз… или хотя бы только один.
Неплохо, Силмэриэль. Совсем неплохо!
В опять раздавшемся прямо в голове голосе отца (злиться почему-то уже не хотелось… или сил не было) на фоне явной иронии слышались слабые нотки одобрения. Возможно, Силмэ просто очень хотела их услышать.
— Пошел! — коротко напутствовала она орка и, брезгливо поморщившись, подтолкнула в спину. — Я лично отрежу тебе… сам понял чего, если ослушаешься.
Только сразу умру от отвращения.
— Ты права, они гадкие твари.
На миг успев подумать, что отец уже навсегда поселился в ее голове, окончательно перестав чего-либо стесняться, Силмэ неловко пошатнулась (координация коварно подвела ее) и, отступив на шаг назад, с размаху налетела на него.
— Уродливая, искалеченная форма жизни, — спокойно продолжил Саруман, вполне по-отечески поддержав ее под руку. — Полуорки будут гораздо лучше, выше и сильнее. И умнее.
А… полуорки!
Проклятое слово вернуло к действительности, заставив болезненно поморщиться. Она на несколько мгновений отключилась, обессилено прислонившись спиной к отцу, охотно прижавшему ее к себе сомкнувшимися в замок на талии руками. Про его скрытые мотивы и ощущения думать не хотелось… наплевать. Что помог устоять на ногах и слегка согрел живым теплом — уже хорошо.
— Ты не уходи, Силмэриэль, — отец говорил будничным тоном, словно речь шла о занимательном эксперименте, — в такой важный момент. Орки глупы и подобны животным. Проконтролируй лично, обидно же будет, если придётся начинать заново. На… дай ей это.
Мимолетная улыбка тронула его губы, заставив сердце сбиться с ритма от головокружительно сладкого ощущения. Отец вел себя как наставник, терпеливый и доброжелательный, готовый учить ее… стать подобной себе. Впервые за много лет… вообще впервые. Живое, неиллюзорное тепло, не обжигающее горло и не оставляющее послевкусие головной боли, разлилось где-то чуть ниже груди, постепенно доходя до кончиков пальцев.
Силмэриэль бережно взяла флакон с прозрачным эликсиром и чуть прищурилась, разглядывая на свет. Отец прав, это… как искать новый рецепт зелья, важного и нужного. Смертных много… чересчур много, а их жизнь так хрупка и недолговечна. Они сами отбирают ее друг у друга, не задумываясь, безо всяких причин.
— Да, Силмэ… — Саруман поощрительно погладил ее по щеке. — Она не будет… портить тебе настроение криками и понесет дитя сразу.
Остановленный мысленным приказом Сарумана орк, похотливо скалясь (это можно было понять, не проникая в мысли, хотя мимика орков и не отличалась выразительностью), мялся у зарешеченной стены узкой темной каморки, где на застеленной относительно чистым тряпьем лежанке сидела притихшая Хельга.
Хотя Силмэриэль и постаралась погрузить ее в легкий транс, девушка все равно дрожала, как от пронизывающего холода, несмотря на заставляющий орков еще больше вонять и потеть жар мастерских.
— Госпожа… вы отпустите меня? Прошу вас… — всхлипнула несчастная служанка, пытаясь сфокусировать взгляд затуманенных наведенным мороком заплаканных глаз.
— Конечно… не бойся. — Ощущая затылком внимательный отцовский взгляд, Силмэриэль растянула губы в легкую полуулыбку, упорно глядя в темный угол поверх головы девушки. — Только сперва выпей это…
***
— Ну вот… теперь можешь немного отдохнуть! Но не слишком долго — твоя работа еще не закончена. Теперь тебе нужно следить за девушкой, чтобы она не сделала ничего с собой, или ребенком, и чтобы он благополучно родился. Но на сегодня все.
В голосе отца, разумеется, не было и не могло быть нежности, такое не послышится даже в предсмертном бреду, но и жестоких издевательских нот тоже. Он по-прежнему был доволен ею и готов беседовать почти на равных.
— Зачем ты пила мой растворитель для растительных экстрактов? Налей лучше вина, вот…
От насыщенного сладковато-терпкого вкуса темно-красного напитка из наполненного до краев кубка по спине пробежала легкая дрожь, а глаза сами собой зажмурились от удовольствия.
— Папа… — пробормотала Силмэриэль, не пытаясь сбросить обнимающую за плечи руку.
Отцовские ладони по-прежнему неестественно холодили, заставляя чуть ежиться от физического неприятия, но сейчас близость неважно как именно и по каким причинам расположенного к ней живого существа была необходима. Она привыкнет обязательно, просто некоторые вещи… гораздо тяжелее других.
И ей не терпелось спросить у него… Силмэ не поняла, чем именно была появившаяся в совсем неподходящий момент перед глазами картинка — воспоминанием или игрой воспаленного рассудка, — и почему она настолько затронула и заинтересовала. Неожиданное и неуместное любопытство даже отчасти помогло отстраниться от отвратительного и вызывающего томительно-неловкое ощущение зрелища.
Ядовитая смесь из трусливого нежелания видеть творящееся по ее же приказу, злости на себя за эту слабость, недобитого зародыша жалости и тайного злорадства ворочалась в груди, как мерзкое насекомое. Что все же помогло не закрыть глаза и не попытаться отвернуться, убежать… или прекратить происходящее, а, прислонившись к совершенно спокойному и невозмутимому отцу, широко раскрытыми глазами наблюдать за соитием похожего на животное орка и пребывающей в полубессознательном состоянии девушки — страх перед родителем, желание не упасть в его глазах и заслужить одобрение или темное любопытство? Возможно, все сразу.