Его фигура подернулась отделившейся от накрывшей равнину тени чёрной дымкой и вытянулась ввысь. Сияющее затмившим блеклое солнце светом кольцо на потемневшей ладони лихорадочно вспыхнуло, как в огне и задымилось, теряя форму.
Успокоившаяся было земля заколебалась вновь, сотрясаясь в судорогах невиданного здесь никогда прежде землетрясения. Орки и невезучие аданы падали в разверзающиеся трещины, сдавленно крича давно уже сорванными голосами. Пронизанная множеством расходящихся в разные стороны лучей фигура Саурона вмиг пропала, осыпавшись горсткой пепла.
Мелькор равнодушно отвернулся, стряхивая каплю горячего металла с вновь человеческой ладони.
— Иди сюда!
Притихший Саруман вырос словно из-под земли и почтительно поклонился, подойдя к приземлившейся летающей твари.
========== Часть 29 ==========
— Она не должна была умереть… — Гэндальф с трудом перевел дыхание, вытирая дрожащие пальцы об и без того испещренный бурыми пятнами плащ. — Зеркало не показывало такого.
Словно невозможное, сжимающее лоб плотным обручем боли видение могло исчезнуть, если не смотреть, маг отвернулся, скользя пустым взглядом по опасно растрескавшимся стенам. Мысль, что они могут обрушиться в любой момент, навеки погребя их под развалинами, тускло мелькнула в сознании, не вызвав ничего — ни испуга, ни сожаления, ни радости. Всевидящий Эру знает, он не желал этого… или малодушно обманывал себя?
— Да… — наконец произнесла пришедшая в себя эльфийка, поднимаясь. Оскверненный еще не успевшей потемнеть кровью подол платья лишил ее благодатного света, сделав похожей на необычно красивую смертную. — Так распорядилась судьба, или… — Галадриэль осеклась, не решившись произнести имя Илуватара. — Он… Моргот виноват в этом. Потому что способен лишь губить, и отнимать жизни. Ужас и отвращение… к нему помрачили ее разум. Или, наоборот, прояснили.
Галадриэль наклонилась, без малейшего усилия поднимая неподвижно застывшую на полу девушку. Кажущиеся мокрыми от пропитавшей их крови черные волосы испачкали жемчужно-серый плащ неопрятными красно-бурыми разводами. Досадливо поморщившись, эльфийка положила ее на алтарь, и аккуратно убрала от лица волосы, спокойно встретив взгляд широко открытых безжизненно потускневших глаз.
— Он скоро будет здесь, Галадриэль. Может, тебе…
— Нет. — Глаза Владычицы блеснули решимостью и чем-то похожим на… не на что. Только решимостью. Преодолев промелькнувшую тенью по лицу брезгливость, она сложила руки Силмэриэль на груди и, чуть помедлив, коснулась век. Гэндальф, завороженно наблюдавший за более не подрагивающими тонкими пальцами, вздохнул с невольным трусливым облегчением. Так она как-будто просто спит… почти.
— Мне тоже жаль… невинное дитя зла и насилия, — прошептала Галадриэль, незаметно подойдя вплотную. — И многих других, еще более невинных. Слишком много крови и слез пролилось в созданном для света и счастья мире. Напрасно, если Тьма будет царствовать в нем, вечно и безраздельно. Может, Эру для этого дал ей жизнь? Черный враг мира привязался к ней… и наконец сам испытает то, чего принес в неискаженную Арду.
***
— Я пытался спасти ее от них… Просил не покидать Минас Тирит, что бы ни случилось, — повторил неоднократно сказанное Саруман, искоса глядя на еще не окончательно развеявшуюся черную металлическую окалину. Маг небезосновательно опасался повторить судьбу бывшего Властелина Колец. — Но она слишком…
Верила в непогрешимость светлых и…
Саруман не говорил правду почти никогда, и сейчас не посмел даже додумать. И правильно, он и без жалкого предателя все знает, и больше не может мучительно и бессмысленно жалеть об одном и том же. Что потрескавшийся от бессильной ярости подземных толчков жертвенный камень не пил бы ее кровь, если… Если бы он был искренен с ней, сразу и до конца. Трещина белой паутиной пересекла жалобно хрустнувшую в ладони рукоять меча. Проклятье! Глупо портить ни в чем не повинный клинок, и тратить силы и время на бесплодные сожаления.
— Бра… господин! — запыхавшийся Фарамир осекся, не позволив себе привычно-панибратского обращения. Глаза единственного сына безумного наместника лихорадочно блестели от естественного для любого адана испуга, радости победы и чего-то похожего на непонятную симпатию.
— Оставь это… — неприязненно поморщился Мелькор, оборачиваясь. Летающая тварь уже легла на брюхо, ожидая наездников. — Раньше было лучше. Чего тебе?
— Я хочу поблагодарить тебя бра… Мелькор. Гондор бы пал, если бы не…
— Хватит. — Мелькор взялся за повод, кивком приказав Саруману занять место рядом на спине крылатой твари. Прочитанное в мыслях гондорца абсурдное желание помочь ЕМУ (неслыханно) могло бы насмешить… в другое время. Тварь, тяжело хлопая крыльями, оторвалась от земли. — Хотя… не отдавай гондорский трон потомку Исилдура. Ему гораздо ближе и роднее эльфы, пусть убирается с ними в Валинор, пока цел. Отправь нашего папу отдыхать, он уже совсем плох. Приму это в качестве благодарности.
Иначе придется разрушить Минас Тирит… потом. Ненавижу эльфов, особенно некоторых, и их потомков. Ты лучший правитель, насколько это возможно для адана.
Последние слова не предназначались для Фарамира, но все равно. Если братец (он непонятно как привык к нелепому обращению) услышал все — так даже лучше.
Прорезанная свежими разломами каменистая равнина мелькала далеко внизу, как в дурном сне, полускрытая равномерно движущимися перепончатыми крыльями. В панике оставленный жителями городок должен был показаться уже совсем скоро, за ближайшим отрогом Эфель Дуата. Слабое биение сердца, все реже раздававшееся в ушах, больше не чувствовалось. Осознавать, почему, разум не желал, малодушно пытаясь отвлечься на что угодно другое. Пока не истекли последние мгновения полета, и ничего нельзя сделать и изменить.
— Что вы… они хотели от меня? Говори быстро…
Это очевидно и без насквозь лживого мастера играть словами, но должно помочь согреться живительным огнем ненависти и осушить застилающую зрение бесполезную жидкость смертных.
— Артанис… Галадриэль хочет разрушить этот мир. Чтобы ты разрушил, как сказано в пророчестве Мандоса. И Эру сотворил новый, свободный от Тьмы и дал новую жизнь всем не принадлежащим ей. — Саруман нервно облизал губы, лишь на миг заглянув в глаза единственного Властелина Тьмы. — Чтобы не ждать долгие тысячелетия, — чуть дрожащим голосом продолжил маг, — и оно может вообще не случиться, если ты… начнешь воспринимать Арду по-иному и уже не захочешь этого.
То, чего боялась Силмэриэль, она так и не смогла до конца поверить в него. Добрые маг и эльфийка помутили ее разум, накачав эликсирами и наговорив…
— Правды?
Вспыхнувшее от непонятно кем произнесенного дерзкого слова раздражение мгновенно потухло, как упавший в ледяную воду факел. Пусть говорят что угодно, это так мелко по сравнению с… Покрытые сетью трещин черные каменные стены, еще поддерживающие готовую провалиться вниз позолоченную вершину наконец показались за предгорьем. Убогая крепость из необтесанного серого камня, окружающая городок, не достигала и половины вышины все еще величественного храма Тьмы. Невыразимое словами томительно тревожное чувство вытеснило все остальные, от ожидающего в проклятом храме… слишком невыносимого хотелось трусливо бежать, не оборачиваясь и не останавливаясь до конца мира. Который случится как-нибудь без него, и хорошо бы поскорее.
Это плохое место, Силмэриэль. Здесь приносили кровавые жертвы, многие тысячелетия. Это храм твоего отца. Мелькора. Или Моргота.
Прежде смотревшие на него с доверчивой нежностью глаза неестественно расширились, наполняясь ужасом, и обморочно закатились. До боли яркое видение на миг вытеснило реальность, но поддержать ее, чтобы не дать упасть на песок, не получилось. Неосознанно протянутые руки ощутили лишь поднятый крыльями твари ветер и прикосновение холодной чешуйчатой шеи.
Это кольцо черное… как выпитая равнодушной землей невинная кровь. Оно проклято тем, что невозможно искупить — ненавистью, злом и загубленными жизнями.