Жерар заметил перемену во мне и однажды, когда мы остались с ним наедине, спросил, что случилось.
Я не могла не рассказать ему.
- Родерик женился, - сказала я. - Казалось бы, я не должна иметь ничего против, но это не так. Хотя я понимаю, что для него так лучше. Ом женился на Лайзе Феннел, маминой дублерше. С ней произошел несчастный случай, поставивший крест на ее театральной карьере танцовщицы, а именно это у нее получалось лучше всего. Я думаю, ему стало жаль ее. Хотя, наверное, не только это - она ему нравилась. Он всегда интересовался ее театральными успехами. Иногда это даже вызывало у меня ревность. А теперь... она стала его женой. Она будет рядом с ним всю жизнь, так, как хотела бы я.
- Бедная моя Ноэль. Жизнь - жестокая вещь. И несчастья не крадутся по одному, как вражеские лазутчики, но наступают целыми полчищами. Разве не так говорил об этом ваш великий Шекспир?
- Полагаю, да. И эти слова вполне можно отнести ко мне.
- Но потом должен произойти поворот. Все изменится, и жизнь снова станет прекрасной. Таков закон природы.
- Мне никогда не забыть Родерика.
- Я знаю.
- Он навсегда останется в моем сердце, и навсегда сохранится память о том, что я потеряла.
- Я понимаю.
- Потому что ты потерял Марианну.
- Я никогда не смогу ее забыть, - сказал он.
Тень упала на застекленную дверь, в комнату заглянул Ларе Петерсон.
- Запах весьма соблазнительный, - сказал он, - не поделитесь ли кусочком с несчастным голодным соседом?
Образ Марианны начинал преследовать меня. Я точно знала, как она выглядела. Перед моим мысленным взором стояли наброски, случайно увиденные в альбоме Ларса Петерсона.
Я не расспрашивала о ней, говорила с Мари-Кристин, пыталась поговорить с Анжель. Но от них я смогла узнать немного. "Она была очень красива", "Самая красивая женщина в мире" - сказала Мари-Кристин. "У нее была такая внешность, которую невозможно было не заметить", - говорила Анжель. Жизнь вдали от города казалась ей скучной. Ей было, наверное, не больше пятнадцати лет, когда один художник, приятель Жерара, приехавший к нему погостить, приметил ее. Он захотел написать ее портрет, и это стало началом ее карьеры натурщицы. Она уехала в Париж. Но частенько приезжала навестить свою сестру и няньку.
Почти все это я знала и раньше. Однако продолжала думать о ней, потому что она была той женщиной, которая приворожила Жерара, как и многих других.
Я предложила Мари-Кристин опять навестить ее тетю.
- Мне кажется, они очень обрадовались тебе в прошлый раз, - сказала я.
- Хорошо, - согласилась Мари-Кристин. - Хотя я не считаю, что их так уж волнует, приезжаю я или нет.
- Но ты ведь дочь Марианны. Давай все-таки съездим.
Мы поехали, и нас приняли достаточно радушно. Они вежливо поинтересовались моими впечатлениями.
- Вы теперь почти как член семьи, - сказала Кандис.
- Да, я действительно, уже очень давно здесь.
- И у вас нет желания уехать?
- Мне здесь очень хорошо, и пока что уезжать я не собираюсь.
- Мы ее не отпустим, - заявила Мари-Кристин. - Каждый раз, как она только заговаривает об отъезде, мы ее отговариваем.
- Это можно понять, - улыбаясь, сказала Кандис. Она решила показать нам сад, и во время этой прогулки мне удалось, несколько приотстав, оказаться рядом с Нуну.
- Я хотела поговорить с вами о Марианне.
Ее лицо осветилось радостью.
- Мне хочется еще послушать о ней. Судя по рассказам, она была необыкновенной женщиной. Вы ведь знали ее так, как никто другой.
- Необыкновенной! Да уж, скучать не давала! Кандис не любит о ней много говорить, особенно при Мари-Кристин.
- Наверное, у вас много ее фотографий.
- Я все время перебираю их. Это как будто возвращает ее ко мне. Я бы вам показала, но...
- Как жаль. Мне бы очень хотелось их увидеть.
- А может, вы приедете как-нибудь одна? Скажем, утром. Кандис в это время не бывает дома. Она ездит в Вильемер за покупками, берет двуколку и едет. Бывает, навещает там своих приятельниц. Приезжайте утром.
- Это было бы очень интересно.
- Я покажу вам ее фотографии. И спокойно поговорим.
Подошла Кандис.
- Я показывала Мари-Кристин наш куст остролиста. На нем будет столько ягод! Говорят, это к суровой зиме.
С тех пор я начала навещать Нуну.
Утром, когда у Мари-Кристин были занятия, а Кандис уезжала, это было нетрудно. Наши встречи носили некоторый оттенок таинственности, что вполне соответствовало как моему, так и ее настроению. Это отвлекало меня от мыслей о Леверсон Мейнор, когда мне представлялось как они скачут верхом к месту раскопок, восхищаются находками, пьют кофе в маленькой, уютной комнате в компании с Фионой и, может быть, ее мужем. Так я устраивала себе бесконечную пытку воображаемыми сценами, поэтому поездки верхом в Мулен Карефур и беседы с Нуну приносили мне некоторое облегчение. Я спрашивала себя, что я скажу, если неожиданно вернется Кандис или просто окажется дома, когда я приеду? "О, я просто оказалась поблизости и решила заглянуть." Возможно, такой ответ и устроит ее, но и сама я в этом сомневалась.
Нуну искренне радовалась нашим встречам. Ничто не доставляло ей такого удовольствия, как разговоры о ее горячо любимой Марианне.
Она показывала мне ее фотографии. Среди них была Марианна ребенком, когда в ее лице лишь угадывались черты будущей красоты, и Марианна - молодая женщина, когда эти предположения уже оправдались.
- Она словно привораживала мужчин - ни один не мог пройти мимо, рассказывала Нуну. - Здесь сидеть ей было невтерпеж - слишком спокойная жизнь. А Кандис, та, наоборот, была рассудительная, старалась ее удерживать. Хотела, чтобы она удачно вышла замуж и остепенилась.
- А сама Кандис не вышла замуж?
- Нет. Она всегда оставалась в тени сестры. Все сразу замечали Марианну. Пожалуй, не будь ее рядом, Кандис тоже бы считали красивой девушкой. Вышла бы замуж за какого-нибудь хорошего парня. Но всегда мешала Марианна. Потом приехал этот художник навестить мсье Жерара, один только раз на нее взглянул и захотел написать ее портрет. С этого все и началось. Марианна была такая, что если чего-то захочет, ее уже не остановить. Ну и поехала в Париж. Сначала один захотел ее рисовать, потом другой. Она стала знаменитой. Все только и говорили, что о Марианне. Потом она вышла замуж за мсье Жерара.
- Вы были этому рады?
- Это, конечно, была хорошая партия. Бушеры всегда считались в округе важными людьми. Ну вот, так все и получилось... чего еще было ожидать от нашей красавицы? Он все время рисовал ее.
- Значит, их брак был счастливый?
- Мсье Жерар - да, он ходил довольный - дальше некуда. Это для него было как приз выиграть, не так ли?
- Они жили большей частью в Париже?
- О, нет. Они часто приезжали сюда. Она то и дело приходила ко мне. Не могла забыть свою старую Нуну. Она всегда была моей любимицей. Все мне рассказывала.
- И вы много знали о том, что происходило?
Нуну многозначительно кивнула.
- Я видела, какие дела творятся и без рассказов. О, она была ветреница. Видно, что это с ней и приключилось такое. Я как увидела ее тогда - лежит на земле, мертвая. Думала, что сама тут же умру. Я и впрямь жалела, что дожила до этого дня, не умерла раньше. Даже сейчас вспоминать об этом тяжко.
Мы немного помолчали. Часы на каминной доске отсчитывали минуты, напоминая, что мое время вышло. Я должна уехать, пока не вернулась Кандис и Мари-Кристин не закончила уроки.
- Приходите еще, когда только пожелаете, моя дорогая, - сказала Нуну. Приятно поговорить с вами, хотя начинаешь опять вспоминать все это. Но все же чувствуешь, будто она рядом... как раньше.
Я пообещала ей вскоре навестить ее опять.
Мы опять были в Париже. Мари-Кристин всегда с восторгом воспринимала эти поездки, Робер с Анжель считали, что они идут нам обеим на пользу, а поскольку дом все равно стоял пустой, почему было и не поехать?
У меня всегда поднималось настроение, когда я приезжала в Париж. А расставаясь с ним, я тосковала по свободной и беззаботной жизни, какой жили Жерар и его друзья. Его студия стала частью моей жизни, и мне казалось, что там лучше, чем где-либо мне удается на время забыть о Родерике.