— Есть более миролюбивые способы выразить свою радость.
Оттон вспыхнул и опустил голову.
— Я так обрадовался, — сказал он.
— Конечно. — Исмаил не стал продолжать. С первого взгляда он согласился с Аспасией насчет состояния здоровья мальчика, и осмотр, замаскированный под игру, подтвердил это: ребенок был совершенно здоров и рос как сорняк.
Гудрун заверила их, что его достаточно хорошо кормят. Она добавила, что он должен отправиться в школу при Кельнском соборе, где будет учиться грамоте и хорошим манерам.
С этим едва ли можно было спорить. Именно с этого хотела начать и Феофано. Но архиепископ Варен…
— Что говорит на это его преосвященство?
— Его преосвященство, — отвечала Гудрун, слегка скривив губы, — готов ублажать его величество так долго, как того пожелает его так называемое величество.
Обычно Гудрун не бывала так остра на язык. Ясно было, что она думает обо всем этом. Она еще больше все прояснила, спросив:
— Ты приехала, чтобы украсть его величество обратно?
На мгновение Аспасия была почти готова сказать «да». Но осторожность возобладала над порывом. Она не без сожаления покачала головой:
— Я не могу подвергнуть его опасности. Он будет в полной безопасности под твоим присмотром; в Кельне он будет достаточно далеко от войны.
— Будет война? — спросила Гудрун с надеждой и с опасением.
— Надеюсь, что нет, — ответила Аспасия. — Императрицы послали к папе; его просят вмешаться. Они хотят решить дело без кровопролития, если удастся.
Гудрун перекрестилась:
— Дай Бог.
Наступило молчание. Оттон показывал Исмаилу своего щенка. Исмаил разглядывал животное с восхитительной самоуверенностью. Как истинный мусульманин, он никогда не любил собак.
Аспасия медленно вздохнула.
— Я… вижу, что братец Генрих приобрел себе сторонников.
— Славяне, — сказала Гудрун, — и франки.
— Значит, франки пришли к нему?
— Сам король Лотар, — сказала Гудрун, — обещал ему войска.
— За какую цену?
— Лотарингия, — сказала Гудрун. — И, насколько я знаю, старая империя Карла Великого. Лотар иногда воображает себя строителем империи.
Примерно этого Аспасия и ожидала. Представительный вельможа в пурпурном одеянии, шедший почти рядом с Генрихом, был достаточным свидетельством этого. Остается только надеяться, что решающие обязательства еще не даны, что посла удастся переубедить.
— Они заключили договор в Вербное Воскресенье, — продолжала Гудрун, — перед всем двором. Меня не пустили, но я кое-что видела и все слышала.
Положение складывалось безнадежное. Мать Лотара была сестрой первого Оттона. Его отец происходил по прямой линии от самого Карла Великого. А его жена была дочерью императрицы Аделаиды и короля Ломбардии. Он будет считать себя вполне вознагражденным, получив титул защитника германской короны. Только кто знает, чего он пожелает после?
— Генриху надо бы получше присматривать за своим троном, — заметила Аспасия, — чтобы Лотар не выдернул трон прямо из-под него.
— Видит Бог, — сказала Гудрун, — у них у обоих права одинаковые. — Она внезапно улыбнулась мрачной, воинственной улыбкой. — Возможно, надежда еще есть. Я все слушаю и иногда кое-что слышу. Положение Генриха не так прочно, как ему хотелось бы. Епископы следуют за ним как овцы, но мелкие помещики, свободные люди, имеющие понемногу земли, расчищенной от леса, простой добрый саксонский народ — они не приветствуют его, когда он проезжает мимо. Они помнят великого Оттона. Они хотели бы, чтобы его сын прожил подольше. Они пойдут за сыном его сына.
Аспасия внимательно посмотрела на нее. Гудрун не улетала на крыльях фантазии, она знала, что говорила, и она предвкушала какое-то злорадное удовольствие. Какими такими делами, кроме похищения Оттона и его короны, Генрих и его приспешники вызвали ее ненависть? Всего можно ожидать от этих мужланов.
Аспасия неслышно вздохнула. После охватившего ее отчаяния в ней пробуждалась надежда.
— Архиепископ Виллигий поведет их, — продолжала Гудрун, — если они наберутся мужества драться. Им не надо напоминать, что у них был должным образом избранный король, сын и внук королей, а господин Сварливый захватил его и его королевство без лишних церемоний.
— Если это правда, — проговорила Аспасия, — если это не пустые мечты, моя императрица будет от души рада.
— Это правда. — Гудрун, казалось, обиделась, что Аспасия могла усомниться в ее словах.
Но Аспасия не стала извиняться.