Как ни дерзко Феофано добивалась этой аудиенции, теперь, получив ее, она была сама любезность. Казалось, она была готова всю ночь говорить обо всем на свете, от здоровья управляющего царицы до скачек на Ипподроме. Она вела беседу весьма искусно. Император был убежден, что он сам затронул тему западных варваров и их посольства.
— Дадите ли вы им то, чего они хотят? — спросила Феофано небрежно, как будто она не поставила все на этот единственный удар.
Император даже не нахмурился от ее дерзости. Он размяк от вина и от звуков собственного голоса.
— Ты считаешь, что надо?
— Решать вашему величеству, — ответила Феофано.
Его величество рассмеялся.
— Конечно, мне, и я решу. Но как поступила бы ты?
Феофано потупила глаза. Аспасия заметила их блеск сквозь густые ресницы.
— Я, ваше величество? Если бы я была императором?
Он кивнул, довольный собой.
— Я думаю… Я бы тянула переговоры и медлила бы, и откладывала и заключила бы, в конце концов, выгодную сделку: я дала бы им, что они просят.
— Значит, так? Ты дала бы им царевну?
— Я дала бы им то, чего они хотят, не больше и не меньше. Царевну, но не рожденную для пурпура, чтобы они не слишком возгордились. Достаточно молодую, чтобы удовлетворить саксонского мальчика, и достаточно взрослую, чтобы угодить старому льву — его отцу. Лучше девушку: у вдовы, даже плодовитой, могут возникнуть трудности с прежней родней.
— Красивую?
— Если мы не хотим их обидеть, то да. По крайней мере, такую, на которую смотреть не противно.
— На всех наших царевен смотреть приятно, — сказал император. Он откинулся назад, поглаживая бороду. Глаза его немного сузились. — А кого бы ты выбрала, дорогая? Может быть, себя?
Феофано подняла глаза. Они были кротки, как у лани.
— А вы выбрали бы меня, ваше величество?
— Выбрал бы я?
— Ваше величество хочет, чтобы я сама дала ответ на этот вопрос?
Император улыбнулся.
— Ты точь-в-точь твоя мать, — сказал он.
Аспасия похолодела. Но Феофано ответила императору улыбкой:
— Вы мне льстите, ваше величество.
— Возможно, — ответил император. Он все еще казался довольным, но в нем уже появилась некоторая холодность, приближался опасный предел. — А что бы ты делала, если бы вышла замуж за этого короля германцев?
— Была бы королевой, — ответила Феофано просто, как ребенок.
— Ты бы называла себя императрицей Римской империи?
— Я могла бы, — отвечала Феофано.
Император рассмеялся.
— Ну, конечно. И ты бы послала свои войска против нас?
— Вы стали бы вынуждать меня к этому, ваше величество?
— Кто знает? — Император поднял свою чашу и отпил из нее. — Я вижу, что ты гораздо умнее, чем мы ожидали. Ты думаешь, я отпущу тебя, чтобы ты стала опасной для нас?
— Неужели в дикой Германии я буду опасней, ваше величество, чем в Священном дворце?
Император опустил чашу.
— Ты хочешь уехать?
Феофано не стала отрицать этого.
— Ты согласна, чтобы тебя отдали варвару? Это же ссылка, пойми, и пожизненная. Ты больше никогда не увидишь Город.
— Да, ваше величество, — отвечала Феофано, негромко и совершенно спокойно.
— Ты так его ненавидишь?
Лицо ее ничуть не изменилось.
— Я люблю его всем сердцем и душой.
Они взглянули друг на друга. Аспасия, наблюдая за ними, заметила, как между ними возникло взаимопонимание. Иоанн, чтобы получить свой престол, пошел на убийство. Только Богу было известно, что предстоит совершить Феофано. Но она готова на все. Она обладала тем же, чем и он, тем же, чем ее мать: несокрушимым честолюбием, которому опасно становиться поперек дороги.
Он медленно кивнул, как будто слушая ее.
— Тебя, наверное, не сломит и монастырь? Ты будешь или настоятельницей, или ничем.
— Я и сейчас ничто, — отвечала Феофано.
— Ничто, кроме того, чем прикажу тебе стать я, — произнес император. — Я подумаю над этим. У тебя было преимущество первого хода, и хватило мужества его сделать. Похоже, в твоем лице германский король получит больше, чем предполагает.
Вставая, Феофано поклонилась. Это было сделано красиво: согласие, покорность и отстранение в одном плавном изящном движении.
Аспасия как тень следовала за ней по пятам. На мгновение ей показалось, что император позовет ее обратно, но он ничего не сказал. Уже выходя в наружную дверь, она почувствовала на себе его взгляд, но разгадать его значение не смогла.