Выбрать главу

– Да, кажется, я не ошибусь, если приму тебя за посланного от епископа Давида и если скажу утвердительно, что ты идешь из Дурстеда.

– Ну, так что же, что из Дурстеда?

– Он признается, друзья мои! – вскричал Фрокар обращаясь к присутствующим. – Это треска!

– Правда, правда! – заревели пьяницы.

– Да, это должен быть шпион, – заметил лодочник хриплым голосом, – я как увидел его, тотчас подумал: это шпион, непременно шпион.

И товарищи Фрокара прибавили:

– Это треска, убить его и в воду!

И все гуляки, повторяя эти слова, хотели броситься на оружейника, но с ним нелегко было сладить. Отступая перед толпой, он вынул единственное оружие, которое взял с собой из Дурстеда – огромный нож с деревянной ручкой, и размахивая им, вскричал:

– Подойдите, пьяницы, попробуйте тронуть меня. Я вижу, что с вами не может быть другого объяснения, как на ножах. Я вам докажу, что хорошо действую этой игрушкой.

– А! Ты угрожаешь нам, разбойник? – заревел перевозчик. – Погоди, я разобью тебе рыло, так что тебя не узнает сам дьявол.

И он тоже схватил со стены два ножа.

В те варварские времена простой народ в городах и селениях находил дикое удовольствие в драке на ножах, и в Голландии это вошло в такое обыкновение, что еще в прошлом столетии не могли истребить его в некоторых провинциях. Правительство не только позволяло эти кровавые поединки, но часто члены его сами присутствовали при этих драках. В кабаках и гостиницах висели по стенам ножи. Кто отказывался драться, должен был угостить противника кружкой водки. Впрочем, эти поединки не были смертельны. Противники старались только ранить друг друга в лицо, и особенное искусство состояло в том, чтобы оцарапать щеку и нарисовать на ней ножом крест или полумесяц. Только неловкие новички отрезали друг другу носы или губы. В некоторых селениях не было ни одного человека без рубца на лице.

Перевозчик пользовался репутацией искусного бойца на ножах, и, желая разрисовать лицо Вальтера, позвал его с собой, вышел из кабака и пригласил присутствующих полюбоваться, как он разделается с треской.

Мастер Вальтер не был забиякой, однако не хотел отступить перед пьяными поселянами, между которыми замечал несколько подозрительных лиц. Он был уверен, что если откажется от вызова, все бросятся на него и ему трудно будет сладить со всеми.

Из двух зол надобно было выбрать меньшее, то есть бороться с одним человеком; притом на чистом воздухе соберутся посторонние зрители и не позволят отступлений от правил поединка. Действительно, любопытные собрались со всех сторон и составили круг, посреди которого стояли Вальтер и лодочник. Последний подал мастеру один из двух ножей равной величины, потому что нож оружейника был других размеров и не годился для поединка.

Вальтер прикрепил нож к руке платком, чтобы защитить пальцы, противник его сделал тоже и они стали в восьми шагах друг от друга.

Если лодочник был ловок на ножах, то оружейник был тоже опасный противник, потому что владел почти всем оружием, какое делал. Он спокойно ждал нападения, следя за всеми движениями перевозчика, и тот, видя, что противник его не становится в правильную позицию, вообразил, что имеет дело с новичком и начал подходить к нему.

Вальтер даже не поднял руки при его приближении, но когда лодочник почти дотронулся до него, он быстро схватил его за руку левой рукой, а правой в одну секунду начертил правильный крест на его щеке. Потом сильно толкнул его назад и пьяница, потеряв равновесие, упал при громком хохоте тех, которые заранее предсказывали ему победу.

Побежденный вскочил на ноги в сильном гневе и, хотя кровь струилась по его лицу, хотел возобновить борьбу.

– Разве тебе мало одной отметки? – спросил Вальтер.

– Ты обманул меня, проклятый, но теперь я не поддамся; становись на место.

– Верно, тебе хочется, чтобы и другая твоя щека была разрисована?

– Попробуй дотронуться до нее, и я признаю тебя не только моим победителем, но поставлю тебе две кружки двойной водки.

– Хорошо, я вижу, надобно исполнить твое желание.

Оба встали на свои места, но в этот раз оружейник не ждал, когда противник подойдет к нему; он сам одним скачком очутился возле него, опять сжал его вооруженную руку и быстро начертил на другой щеке полумесяц, так что эмблемы христианства и магометанства соединились на его лице, разделенные только красным носом.

Громкое «Ура!» встретило этот подвиг, и толпа выхваляла храбрость и искусство Вальтера, но Фрокар начал сожалеть о бедном лодочнике, называл его противника треской, шпионом, и эти слова охладили восторг зрителей, которые стали недружелюбно посматривать на победителя, в то время как товарищи Фрокара старались окружить его. К счастью, Вальтер увидел в толпе несколько солдат бурграфа и закричал им:

– Не слушайте этих пьяниц, я не шпион и не треска. Сам граф Монфорт знает меня лично и все воины его слышали об оружейнике «Золотого Шлема».

– Как не слыхать о мастере Вальтере! – закричал один солдат.

– Ну, так я Вальтер амерсфортский.

– Неправда, – перебил обрадованный Фрокар, – амерсфортский оружейник в плену в Дурстеде.

– Епископ дал мне свободу, – возразил Вальтер, – и если вы сомневаетесь, вот мой пропуск. Кто умеет читать, тот может удостовериться.

Никто, кроме Фрокара, не знал грамоты, но все столпились вокруг Вальтера, взглянули на бумагу и закричали:

– Да, правда, это оружейник.

– Я не ошибся, – шепнул Фрокар на ухо Рокардо.

– И я тоже, но как его задержать теперь?

– Погоди, я все обделаю.

И обратись к Вальтеру, он прибавил:

– Извините за ошибку, мастер, я не имел намерения оскорбить вас.

Лодочник, которому подвязали обе щеки, злобно посмотрел на монаха, бывшего причиной поединка, но Фрокар продолжал ласково:

– Докажите, мастер, что вы не сердитесь на меня; выпьем вместе кружку вина.

– Благодарю, – отвечал сухо оружейник, которому не нравилась фигура монаха, – я уже сказал, что мне некогда, и надеюсь, что найдутся добрые люди, которые согласятся перевезти меня на ту сторону.

Все присутствующие переглянулись. Они готовы были исполнить желание оружейника, который, разумеется, и заплатит хорошо, но на реке были мели и камни, знакомые только перевозчику Питеру Нолю, которого Вальтер разрисовал так искусно, и его помощнику, который ушел на свадьбу к сестре и не мог вернуться раньше следующего утра.

Стало быть, отец Марии должен был поневоле ждать другого дня. Он спросил, нет ли в деревне гостиницы, но кроме кабака негде было остановиться на ночь, и войдя туда с некоторыми из солдат бурграфа, он поговорил с ними о делах, потом просил приготовить ему комнату.

Когда оружейник ушел в верхний этаж, Фрокар и бандиты начали угощать присутствующих пивом и водкой. Начались песни, пляски, и когда все были мертвецки пьяны, палач Черной Шайки вышел осторожно в соседнюю комнату и позвал туда своих сообщников.

– Что нам делать, – спросил Рокардо, – чтобы оружейник не вернулся в Амерсфорт?

– Разве есть на это два средства, болван? – возразил Фрокар.

– Знаю, что самое верное – только одно, но когда употребить его? Завтра, чуть свет, он переедет через реку.

– Нет, он будет еще сегодня в реке.

– Он ловок и силен… закричит, поплывет.

– Мы зажмем ему рот и он поплывет по течению. Вот галстук, который я ему приготовил.

И он вынул из кармана веревку с петлей.

– Я отказываюсь употреблять веревку, – сказал Рокардо, – я не палач.

– Я тебя и не прошу. Ступайте за мной и помогайте мне, чтобы этот проклятый оружейник не ускользнул из наших рук.

Зная, что в кабаке никто не в состоянии шевельнуться и что кроме оружейника нет другого постояльца, Фрокар, сопровождаемый бандитами, шел осторожно к комнате, занимаемой Вальтером. Дверь была не заперта изнутри и разбойники вошли в нее. Луна, освещавшая комнату, позволяла разглядеть все предметы. Вальтер лежал на постели не раздетый, чтобы быть готовым в путь, крепко спал. На столике возле кровати лежали его нож и пояс. Фрокар ловко схватил эти вещи и приготовился накинуть петлю на голову спящего, как вдруг нога его поскользнулась и он упал на свою жертву. Вальтер проснулся, оттолкнул Фрокара на другой угол комнаты, и протянул руку к столу, но Рокардо бросился на него и поразил ножом в грудь и руку. В то же время три других бандита подбежали к постели, связали оружейника, завязали ему рот и Фрокар, удостоверившись, что он неподвижен, сказал: