— Отдай яблоко, паршивый недоумок, оно на меня свалилось! Ах, засранец!
Чтобы не нагнетать обстановку Сиук поспешно ретировался, недоумевая: чем он так рассердил тетеньку?
О том, как он ошибся, юноша, скорее всего, догадался бы тогда, когда это знание не имело бы уже никакого смысла, но…
Достопочтимое первобытное сообщество, к которому относился Сиук, представляло собой дуально-родовую общину, то есть состояло из двух родов (больших семей). Семьи объединялись связями экзогамного брака, при котором вступать между собой в интимные отношения могли только члены разных родов. По сложившейся некогда традиции члены одного семейства раскрашивали себя в полоску черной краской, а другого — желтой, то есть в цвета леопарда.
Недальновидность поступка Сиука заключалась в следующем. При проведении обряда инициации 'судейство', в целях объективности, осуществлялось представителями родов перекрестно: 'черные' проверяли 'желтых' и наоборот. И проверяли на совесть. Ведь пробившиеся сквозь сито процедур и этапов инициации девушки и юноши становились не просто полноправными членами сообщества, а еще и будущими женами и мужьями. Поэтому каждый род имел кровную, в прямом смысле, заинтересованность в качестве подготовки 'чужих', но только до поры до времени, женихов и невест.
'Испытание муравьями' было, по сути, простой, но специфической процедурой для проверки юношей на способность терпеть боль. Испытуемый садился голой задницей на муравейник и сидел так некоторое время, страдая от злобных укусов мурашей, пока колдунья соседнего рода не давала отмашку — годится! За отсутствием хронометров продолжительность процедуры определялась колдуньями на глаз и слух. Пока несчастный ерзал на муравейнике, колдунья мерно стучала колотушкой в бубен, прикидывая по внешнему виду и поведению испытуемого: достаточно или еще подождать? Тот из юношей, кто, не вытерпев пытки, соскакивал с муравейника раньше времени, покрывал свою молодую голову позором, а получение статуса мужчины для него откладывалось, как минимум, на год, — до проведения очередного обряда.
Конечно, субъективности при таком подходе хватало, но куда от нее деться? Даже в наше просвещенное, технически развитое время, например, те же футбольные судьи добавляют к времени матча минуты на свое усмотрение — и ничего, терпят футболисты. К тому же, за тем, чтобы субъективно настроенная колдунья не затягивала время испытания, придирчиво следили 'болельщики' из 'своего' рода. Но главная контрмера заключалась не в этом.
Для того чтобы укусы муравьев не воспринимались слишком болезненно, каждая колдунья имела в арсенале рецепт специальной мази, которой и покрывала попу и прилегающие к ней части тела 'своего' парня незадолго до испытания. Некоторые мастерицы исхитрялись изобретать такие вонючие снадобья, что муравьи разбегались при появлении 'объекта', как опытные демонстранты при первых взрывах слезоточивых гранат. Но Сиуку не повезло из-за собственной жадности и глупости.
Поссориться со знахаркой из своего рода юноша умудрился в тот момент, когда она как раз собирала ингредиенты для защитной мази. Обиженная до глубины первобытной души, Воса Ора (Высокая Сосна) решила наказать невоспитанного мальчишку самым изощренным способом: не только оставив его молодую задницу без защитного покрытия, но еще и подговорив Боха Уну, товарку-колдунью из соседнего рода 'черных'. Несмотря на сложные, вследствие суровой конкуренции, взаимоотношения, та согласилась с предложением затянуть процедуру, — а кто бы не согласился, когда в обмен на услугу предлагают такую шикарную коллекцию сушеных жабьих лапок?
Но все вышло не совсем так, как уважаемые дамы планировали. Когда Сиук приземлился ягодицами на муравейник, Ора аж захихикала от удовольствия: ну, голубчик, сейчас ты у меня попляшешь. Но чем дольше колдунья 'черных' колотила в бубен, тем больше вытягивалось от удивленья лицо хитроумной знахарки из рода 'желтых' — проклятый мальчишка сидел, как вкопанный, даже не ерзал.
— Бум-бум-бум-м-м…
Бубен продолжал нагнетать напряжение, Боха Уна (Быстрая Река) зачастила от волнения, словно подталкивая Сиука сняться с 'насиженного' места. Но тот, буквально, окаменел, на лице — жилка не дрогнет. Тут уже зароптали со стороны 'желтых': испытание явно превращалось в измывательство. Ропот перешел в возмущенные вопли, и, вспотевшая от усилий, 'судья' сдалась, подняв вверх руки с бубном и колотушкой, — испытание выдержано.