Из головы выскочили все мысли, кроме одной: как избежать жертвенной смерти? И он продолжил борьбу за свою шкуру:
— Если съест вария?
— Угу.
— Если вария, то выздоровеет. А если съест меня — умрет.
— У?! — поразилась колдунья. — Почему?
— Я же совсем больной. Ходить не могу. Видели — варий сделал из дерева носилки, чтобы меня вода везла? А сам я еле хожу.
— У-у-у…
— Угу. И не вижу ничего.
— Как? И меня не видишь?
— Нет. И не слышу.
— Как же ты со мной разговариваешь?
— Это ты близко стоишь.
Колдунья отошла на пару шагов:
— А теперь слышишь?
— Теперь нет.
— Совсем не слышишь?
— Совсем.
Женщина задумалась:
— Да, больной, туссык камык. Надо тебя убить и сжечь.
— Ой, — жалобно сказал Дул. — Ой. Нельзя меня убивать.
— Почему?
— Потому что этот варий — злой колдун. Это он навел на меня порчу.
Колдунья смотрела с любопытством и недоверием.
— У вариев это называется 'убес'. Когда человек касается убеса, то становится совсем больным. Развяжи меня, я покажу, что со мной сделал варий.
Колдунья сложила губы трубочкой, подумала. Слова пленника ее явно заинтриговали. Позвала 'толстяка'. Когда тот размотал лиану, то Дул непроизвольно присел на землю — ноги затекли. Потом протянул ладони:
— Смотри на пальцы.
Колдунья внимательно изучила 'музыкальные' пальцы Дула.
— Какие тонкие. Как сухие веточки.
— Это все от убеса, — многозначительно произнес Дул. — Я могу высохнуть, как старое дерево.
— И что?
— Пока этот убес у вария — ему ничего не сделаешь. Любой глот, который дотронется до убеса, тут же станет больным, как я. Но если варий умрет, то убес потеряет силу.
— У? И что можно сделать?
— Я могу забрать убес у вария. Мне уже ничего не будет. Тогда вы убьете вария. И я сразу стану здоровым.
Колдунья ожесточенно почесала кучерявую макушку и повела Дула к вожаку. Тот кашлял, в горле, когда говорил, что-то хрипело и булькало. Выслушав рассказ колдуньи, подкрепляемый, по необходимости, краткими репликами Дула, вожак нетерпеливо спросил:
— А где этот убес, знаешь?
— Угу.
Вожак посмотрел на колдунью:
— Проверьте, как этот 'бледнолицый'.
Колдунья подозвала от костра молодого дикаря с очень широким носом, и они направились к дереву, под которым был привязан Сиук. Вожак не без труда приподнялся с расстеленной на земле шкуры, подошел к костру, разведенному на поляне. Встал близко у огня. Могучего на вид дикаря морозило, несмотря на жаркий летний день.
Дул оглядывался по сторонам. Народу у пещеры находилось немного. Несколько женщин с детьми. У костра сидел знакомый Дулу 'толстяк'. Остальные члены общины, судя по всему, подались на дневной промысел. А может, их и вообще больше не было.
— Идите сюда! — позвал 'нос'.
…Сиук не верил глазам. Он — привязан к дереву, а Дул — среди напавших на них дикарей, как будто свой среди своих. Как так получилось? Голова, после полученных утром ударов, соображала плохо. Неужели? Неужели Дул предатель?
— Хороший варий, — с довольным выражением лица доложила вожаку колдунья. — Здоров, как молодой олень. Надо его съесть.
Вожак внимательно рассматривал Сиука. Глаза его слезились. Повернулся к Дулу:
— Ну, и где этот, убес?
Глот подошел к Сиуку, засунул, не поднимая глаз, руку к нему за пазуху, вытащил браслет из ракушек.
— Вот.
Дикари в испуге попятились назад.
— Дул, — прохрипел юноша. Пересохший рот еле выдавливал слова. — Что ты делаешь?
Дул не ответил. Да, он немного жалел вария. Но что же поделать в подобной ситуации? К тому же, этот варий много раз кричал на него, обещал набить морду. Вместе с другими 'леопардами' убил всех сородичей Дула. И в реке чуть не утопил из-за своей Вады. Самого Дула, правда, пощадил. И помог сбежать, когда его приговорили к смерти. Ну, это дело прошлое. Не умирать же теперь с ним за компанию? Дул больше не собирался в айки. Он хотел жить и видеть сны про толстозадых красоток.
— Что он говорит? — спросил вожак.
— Просит вернуть убес, — с готовностью пояснил 'полиглот'. — Сейчас он лишился сил. Можно убивать.
— Угу, — вожак кивнул и протянул Дулу каменный резак. — Давай. Сам убей.
Дул машинально взял протянутое оружие и застыл на месте. К такому повороту событий он не был готов. Заметим, что, несмотря на свое людоедское прошлое, Дул раньше никогда и никого не убивал, кроме лягушек.