– А, всего-то пьяный сторож Маттиас, – разочарованно прохрипел Бартоломей и остановился. – Могли бы и не утруждаться. Видно, опять принял лишнего и теперь блюет прямо в колодец… Старик прежде был ландскнехтом, а теперь пьет так, что на ногах едва стоит. – Бартоломей покачал головой: – Просто стыдно, кого приходится держать в страже! Но сторожа, как и палачи, – ремесло неблагородное, мало кто туда пойдет.
Завидев на краю площади двух мужчин, Маттиас вздохнул с облегчением. Лицо у него было красное и все в прожилках. Казалось, даже с этого расстояния чувствовался запах перегара.
– Мил… милостивый Бартоломей! – Стражник неуверенно поднялся по краю колодца. – Вот уж не думал, что так рад буду встретить палача!
– Нагнал же ты на нас страху, Маттиас, – ответил Бартоломей. – Твой вопль до моего дома слышен был. Мы с братом тут же примчались, узнать, что стряслось. А это, оказывается, ты со своей треклятой сивухой… Убирайся прочь, или придется поставить тебя с утра у позорного столба на овощном рынке.
Маттиаса, похоже, ничуть не смутило то, что дом палача находился слишком далеко и уже поэтому заявление Бартоломея вызывало сомнения. Он пытался удержать равновесие, что в его состоянии давалось ему с явным трудом.
– Клянусь, я не пьян! – заявил стражник, вскинув трясущуюся правую руку. – Во всяком случае, не до такой степени, чтобы глаза меня обманули. И клянусь вам, я… я видел чудовище!
– Какое еще чудовище? – спросил Бартоломей.
– Ну, того, что людей жрет! Вот здесь, прямо предо мною!
Палач Бамберга закатил глаза:
– И ты туда же! Мало того, что суеверное бабье разносит эту чепуху!
– Но чудовище было здесь, честно! Только я собрался вздремнуть чуток у колодца, как зверюга выскакивает из того проулка. Останавливается, значит, и смотрит на меня, будто раздумывает, какой же я на вкус… Да, а потом, как целая вечность прошла, бежит себе дальше. Туда, в другой переулок!
Маттиас оживился. Свой рассказ он сопровождал размашистыми жестами и расхаживал, покачиваясь, из стороны в сторону. Потом неуверенно взглянул на палачей.
– Вы мне не верите, да? – спросил он тихо. – Считаете, что я напился вдрызг?
– И как же выглядело это… чудовище? – поинтересовался Куизль.
Он по опыту знал, что пьяным часто мерещилась всякая нечисть. В особенности когда их подстегивали собственные страхи.
– У него… была шерсть. Серая… нет, серебристая шерсть, – начал Маттиас, недоуменно взглянув на Куизля, словно бы только теперь его заметил. – Пасть у него страшная, с длинными острыми зубами! Сначала оно бежало на четвереньках, а потом, так неожиданно, встало прямо! – Стражник хлопнул себя по щекам. – Оно бежало, как человек. Клянусь, как обросший человек! Как… как оборотень!
– Выбирай, что говоришь! – вскинулся на него Бартоломей. – С такими вещами не шутят. Или ты захотел…
Он не договорил. По улице снова разнесся крик. Якоб подумал было на Маттиаса, но в этот раз крик был куда звонче, тоньше. Сомнений быть не могло – кричала молодая девушка в переулке рядом с площадью.
Куизль не медлил ни секунды. Он проскочил мимо растерянного Маттиаса и, не оглядываясь на стражника с Бартоломеем, скрылся в темном переулке. Без фонаря палач едва мог разглядеть собственную ладонь. Где-то распахнулись ставни, кто-то выругался на верхнем этаже и выплеснул на улицу содержимое ночного горшка. Куизль ощупью пробирался вдоль домов, ударил ногой старую бочку, та опрокинулась и с грохотом скатилась по подвальной лестнице. Палач выругался и двинулся было дальше, но тут поскользнулся в луже на верхней ступени. Он вскочил и ощутил на руке липкую жидкость, запах которой не спутал бы ни с чем другим.
Это была кровь.
Где-то слышались быстрые удаляющиеся шаги. Палач огляделся и разглядел у подножия лестницы чей-то силуэт.
– Кто бы ты ни был, человек или монстр, выходи! – прохрипел Куизль.
Ничего не шевельнулось. Тогда палач осторожно спустился по ступеням и остановился перед скорченным телом.
Внизу, в луже собственной крови, лежала молодая девица.
– Якоб? Это ты? – раздался низкий голос Бартоломея.
Он проследовал за братом и теперь стоял на верхней ступени, поводя фонарем в разные стороны.
– Что там такое?
Якоб взял руку девушки и не смог нащупать пульс.
– Труп, – отозвался он по возможности тише. – Совсем свежий. Судя по всему, бедняжке только что перерезали горло. Тут повсюду кровь.