Или же встреча с ним напоминает мне о проступке, от которого я до конца дней не отмоюсь?
В нос ударил едкий запах мыльного раствора. Якоб повернул голову и увидел, как Георг с Бартоломеем помешивают варево в большом котле, висящем над очагом перед домом живодера. Он представлял собой одноэтажный крепкий сруб, массивный, как небольшая крепость, способная выдержать не одну осаду. К нему примыкало несколько сараев, псарня, и рядом дымила угольная куча. Вместе все строения образовывали некое подобие внутреннего двора, окруженного оградой и колючими зарослями, расположенного на просторной поляне посреди леса.
– Ну, как тебе мои собаки?
Бартоломей, явно гордый, подошел, чуть прихрамывая, к старшему брату и показал на ищеек, которые дрались за остатки мяса.
– Целую вечность потратил, чтобы таких вывести. Быстрые, выносливые и слушаются меня во всем. Это лучшие охотничьи собаки во всей округе.
Якоб нахмурился:
– Ты ходишь на охоту? Палач?
Бартоломей отмахнулся со смехом:
– Нет, конечно. Я только натаскиваю их для епископа. Он просто без ума от собак и прочего зверья. Его сиятельство мною очень доволен. Тем более что я, помимо всего прочего, слежу за его любимым зверинцем, кормлю медведей и убираю загоны… – Он ухмыльнулся и потер большой и указательный пальцы. – Его преподобие высоко ценит мою работу. Еще пару лет, и я, быть может, смогу позволить себе дом побольше, где-нибудь неподалеку от овощного рынка.
– Смотри, чтобы люди не спалили тебя в твоих же хоромах, – предостерег Якоб. – Народ не очень-то и любит, когда всякий сброд вроде нас богатеет и живет вровень с ними.
– В Шонгау – может быть. В Бамберге всё по-другому. – Бартоломей показал на Георга, который так и стоял возле котла, помешивая длинной палкой кипящий бульон. – Спроси у своего сына. Ему здешняя жизнь по нраву. – Губы его растянулись в тонкой улыбке. – И твоей Барбаре здесь тоже понравилось бы.
– Ты это о чем?
– Ну…
Бартоломей немного помедлил, а потом кивнул в сторону загона, где Алоизий стоял в окружении собак. На живодере был длинный кожаный фартук, заскорузлый от крови и грязи. В перчатку на правой руке вцепилась одна из ищеек.
– Алоизий давно ищет жену, – продолжил Бартоломей вполголоса. – Он, может, и не красавец, однако ж зарабатывает неплохо. К тому же он верный и на него можно положиться. В мое отсутствие он в одиночку хлопочет на живодерне. Выделывает кожу, перемалывает кости, ухаживает за собаками… Малость женского общества ему не повредила бы.
Якоб утробно рассмеялся.
– Ты не знаешь моих дочерей, Барт. Они сами себе на уме. Я и Магдалену хотел в свое время отдать за нашего кума в Штайнгадене. Но она в Симона вцепилась мертвой хваткой.
Бартоломей пожал плечами:
– Ты подумай. Другие на месте Барбары с радостью согласились бы.
– Довольно и того, что ты Георгу башку непонятно чем набил, – огрызнулся Якоб. – Так хоть Барбару оставь, пожалуйста, в покое! Мы отпразднуем свадьбу, и после каждый пойдет своей дорогой. Таков был уговор.
Якоб резко отвернулся, но голос Бартоломея заставил его остановиться:
– Это у тебя получается лучше всего, верно, братец? Идти своей дорогой… Не заботясь о других.
– Да как ты смеешь!.. – вскипел старший Куизль.
Но в это мгновение к ним подошел Алоизий с большим ведром свежих внутренностей. Лицо его было обезображено оспинами. Мужчина коротко кивнул.
– Я, пожалуй, на задний двор схожу, – прошепелявил он в косматую бороду. Видно, у него недоставало нескольких зубов.
– Ступай, – ответил Бартоломей. – И не забудь, что епископ собрался завтра травить медведя. Так что вычисти мастифам шерсть и расчеши как следует, чтоб нам краснеть не пришлось.
Алоизий осклабился:
– Не подведу, хозяин. Будут сверкать, как жеребцы.
Напевая себе под нос, он скрылся за сараями.
– У вас что, еще есть собаки? – спросил Якоб.
Бартоломей взглянул на него с недоумением:
– С чего это ты взял?
– Ну, не будет же Алоизий сам кормиться внутренностями в ведре?
Бамбергский палач громко рассмеялся, и Якоб заметил в его глазах беспокойный блеск.
– Ха, Алоизий жрет всякую дрянь и вообще немного странный, но не настолько же! – наконец проворчал Бартоломей. – Нет, это вонючие остатки туш. Мы вырыли за домом яму глубиной в шесть футов и там закапываем отбросы. Приказ епископа. Ничего не должно остаться. Почтенные господа боятся ядовитых испарений.