Он со вздохом посмотрел в окно, откуда по-прежнему доносился беспорядочный колокольный звон.
– А тебя, любезный брат Йоханнес, я прошу выяснить, к чему весь этот трезвон. По звуку можно решить, будто шведы снова собрались под нашими стенами.
– Как пожелаете, ваше преподобие, – пробормотал аптекарь. – Я сейчас же выясню, в чем дело.
На прощание он поклонился перед настоятелем и при этом злобно покосился на лекаря.
Симон сглотнул. Пресловутое любопытство, судя по всему, снова создало ему кучу проблем.
3
Воскресенье 13 июня 1666 года от Рождества Христова, полдень, на Кожевенной улице Шонгау
Куизль снова застал их возле складов на берегу Леха.
Их собралось около дюжины молодчиков; все без исключения прыщавые, широкоплечие, полные сил и заносчивости. Палач узнал двоих или троих подмастерьев из Альтенштадта и, конечно же, троицу братьев Бертхольдов. Старший из них был, как всегда, зачинщиком.
– Вы только посмотрите, палач выгуливает мелюзгу, – прорычал Ганс Бертхольд.
Он встал перед Куизлем и показал на малышей, которых палач нес на могучих руках. Дети задумчиво сосали пальцы и внимательно смотрели на озлобленных молодчиков, словно ждали от них каких-нибудь сладостей или красивых игрушек.
– Мои внуки тут ни при чем, – ответил Куизль и огляделся украдкой в поисках возможного пути отхода. Но молодчики уже выстроились вокруг него кольцом.
Палач решил провести утро с внуками у реки, чтобы вырезать несколько корабликов и новый черенок для лопаты. Обогнув склад по узкой тропинке, он сразу заметил, что один из грузовых люков снова открыт. Несколько человек сидели на мешках с краденой пшеницей и хитро ухмылялись, другие по сколоченной наскоро лестнице как раз выбирались из люка; спереди и сзади приближались еще по двое караульных. Глаза у всех сверкали и напоминали Куизлю взгляды голодных волков. Последняя его угроза, вероятно, ни к чему не привела. Бертхольды и прочие из его шайки снова пробрались на склад, чтобы наворовать пшеницы.
– Проваливайте, и я вас не видел, – проворчал палач. – У меня сегодня хороший день, и в этот раз я вас отпущу.
Но, взглянув на Ганса Бертхольда, он понял, что это ему не поможет. Молодой пекарь держал руку со сломанными пальцами на перевязи, губы его дрожали от злости и возбуждения.
– Боюсь, отпустить тебя просто так не выйдет, – прошипел он. – И чего тебе вздумалось появляться здесь именно сейчас? Кто теперь даст нам гарантию, что ты не выдашь нас совету?
– Даю вам слово.
– Слово палача? Дерьма оно не стоит.
Раздался смех, и Бертхольд самоуверенно оглянулся на сообщников.
– Ну что, Куизль? Может, возьмешь один мешок для сорванцов? – язвительно продолжил молодой нахал и кивнул на внуков палача. – Чтобы и они выросли жирными и паршивыми палачами, как их дед?
– Чтобы когда-нибудь они смогли накинуть петлю на шею вору и проходимцу вроде тебя и вздернуть на висельном холме, – ответил палач невозмутимо. – Это уже второй раз, когда я ловлю тебя за кражей, Бертхольд. За это петля полагается. Возвращайтесь домой, пока до беды не дошло. Если Лехнер узнает, он с вами церемониться не будет.
Ганс Бертхольд прикусил губу. Такого ответа он не ожидал; этот старый упрямец оказался слишком уж дерзким.
– А кто свидетель? – прошипел он. – Может, ты, палач?
Пекарь засмеялся, и смех его походил на блеяние козы.
– Чтобы неприкасаемый, и говорил перед советом! Ты и вправду думаешь, что секретарь станет слушать тебя? Или, может, два мальца тоже что-нибудь налепечут?
Он снова заблеял, и в этот раз некоторые из сообщников его поддержали.
– И вообще, где их вшивая мать? – продолжил он надломленным голосом. – Она и этот цирюльник! Разве не они должны следить за своими недоносками, чтобы с ними ничего не случилось? Ну, где они?
– Ты и сам знаешь где, – пробормотал Куизль. – А теперь дай пройти, и…
– Весь город был против того, чтобы всякий сброд отправлялся в паломничество! – прокаркал теперь средний из Бертхольдов. В свои девятнадцать он был выше многих других. Дрожащая от злости голова его вытянулась вперед, как у змеи. – Чтобы дочь палача отправлялась к Святой горе с порядочными горожанами, ни разу еще такого не было! Ни разу! И посмотри теперь, что послал нам Господь в назидание. Дождь и град опустошают поля, мыши пожрали посевное зерно!
– Это еще не дает вам права пробираться на хранилище и воровать пшеницу.
– Пшеницу этих богатых торгашей из Аугсбурга? Да чтоб их всех дьявол забрал! Господь свидетель, мы берем только то, что нам полагается.