– Да, черт возьми, – пробормотал Куизль спустя вечность. – Я как-то знал одного, кто попытался. Черт его знает, чем он теперь занимается, но он хотя бы попытался. Это я, скотина тупая, вернулся с войны и продолжаю вешать людей.
Палач тихо засмеялся и стал тянуть трубку, пока крошечный уголек в ней снова не раскалился докрасна.
– Ну и черт с ним! – продолжил он наконец.
Затем показал мундштуком на внуков, которые с радостным визгом плескались вместе с Барбарой в пруду. К голосу его вернулась теперь прежняя твердость и уверенность.
– Не будь меня здесь, то и вас не было бы, и этих засранцев, верно ведь? За одно только это я с радостью срублю еще голову-другую.
4
Понедельник 14 июня 1666 года от Рождества Христова, раннее утро, в Эрлинге
С первыми лучами солнца Симон тяжело поднялся с колючей соломенной постели в доме живодера.
До поздней ночи он составлял отчет для настоятеля и в нем упомянул также возможные орудия убийства, которые обнаружил прошлым вечером у пруда. На длинном сачке, прислоненном на мосту, остались крошечные капельки крови – вероятно, с затылка убитого послушника. Только вот подозреваемого, как и его мотив, Симон назвать не мог.
Лекарь с удовольствием поспал бы еще немного, но Михаэль Грец встал и зашумел еще до восхода солнца, накрыл гостям завтрак и отправился к кому-то из местных крестьян. После всего этого о сне не могло быть и речи, к тому же Симону не давали покоя события вчерашнего дня. Поэтому он сел за скрипучий стол и начал бездумно есть свою порцию еще горячей овсяной каши.
– Потише чавкать можешь? Ты и мертвого разбудишь. – Магдалена потерла заспанные глаза и злобно уставилась на Симона.
– Ну, по крайней мере, ты, похоже, идешь на поправку, если уж снова можешь ругаться… – Симон с усмешкой показал на вторую миску каши: – Может, позавтракаешь?
Магдалена кивнула, затем встала и принялась за кашу. Казалось, она действительно начала выздоравливать и ела с большим аппетитом, чем напомнила Симону голодного волка.
– Я нынче же отнесу доклад настоятелю, – сказал лекарь и вытер рот. – Но прежде хочу заглянуть к этому часовщику Виргилиусу. Мне показалось, что он знает о брате Йоханнесе больше, нежели хотел рассказать вчера. Он сам намекнул.
– Так ты считаешь, что Йоханнес собственного подручного убил? – спросила Магдалена и зачерпнула новую ложку. – Этот безобразный монах и на такое, наверное, способен. Во всяком случае, руки у него нечисты, я это чувствую.
– А вообще-то нас это даже и не касается. И чего я перед настоятелем язык распустил! – Симон вздохнул. – Впрочем, один раз перед ним отчитаться или два, роли не сыграет. К тому же мне захотелось показать тебе этот странный автомат. – Он встал из-за стола. – Ну так что? Пойдешь со мной?
– Посмотреть на соперницу? А почему нет? – Магдалена рассмеялась. – Смотри только! Если она мне не понравится, я выкручу ей пару винтиков, и этот странный Виргилиус не сможет использовать свою куклу иначе, как в виде дорогого пугала.
В скором времени они вместе миновали деревню, поднялись по холму и потом свернули направо, к дому часовщика. Солнце уже взошло над лесом, и оштукатуренный каменный домик с небольшим палисадником купался в его теплых и ярких лучах. Симон прошел мимо клумб с маргаритками и маками к двери. Только он собрался постучать, как заметил вдруг, что дверь чуть приоткрыта.
– Брат Виргилиус? – крикнул он в комнату. – Вы дома? Я привел к вам кое-кого, с кем вы охотно…
Он резко замолчал, так как в нос ему ударил запах серы и пороха. К нему примешивался и другой запах, который в ином месте Симон, возможно, счел бы даже приятным.
Пахло жареным мясом.
– Что там такое? – весело спросила Магдалена. – Неужто застал монаха с куклой в постели?
– Он, похоже, снова экспериментирует, – пробормотал Симон. – Будем надеяться, что и в этот раз все обошлось.
Лекарь попытался открыть дверь, но неожиданно почувствовал сопротивление, словно что-то тяжелое лежало прямо за ней. Симон привалился к двери, и запах усилился; сквозь щель повалили клубы густого дыма. Затем что-то длинное вдруг вывалилось наружу.