— Ничего не понимаю, — сказал, наконец, юный лекарь. — У нас есть мертвый мальчик с ведьмовским символом на плече и серой в кармане. Есть знахарка в качестве главной подозреваемой, и у которой украли альраун. И есть еще шайка сирот, которые знают больше, чем говорят. Ну, и как это все связать?
— А еще у нас есть очень мало времени, — проворчал палач. — Через несколько дней приезжает управляющий. К этому времени нужно сделать из Штехлин виновную, иначе совет с меня шкуру спустит.
— А если вам просто отказаться? — спросил Симон. — Никто ведь не может вас заставить…
Куизль покачал головой.
— Тогда они наймут другого, а я буду искать работу. Нет, поступим иначе. Нам нужно отыскать убийцу, и как можно скорее.
— Нам?
Палач кивнул.
— Мне потребуется твоя помощь. Со мной ведь никто не станет говорить. Высокие господа носы воротят, даже если издалека видят. Причем… — добавил он с улыбкой, — теперь они, наверно, и от тебя носы морщить начнут.
Симон осмотрел свой запачканный вонючий камзол, покрытый бурыми пятнами. На левой штанине повыше колена зияла дыра. Со шляпы свисал жухлый листок салата. Про засохшие пятна крови на кафтане можно и не говорить… Ему понадобится новая одежда, и он понятия не имел, откуда взять деньги. Быть может, совет подкинет за поимку убийцы несколько гульденов?
Симон еще раз обдумал предложение палача. Что он, в самом деле, терял? Уж точно не репутацию, ее он давно утратил. И если он хотел в будущем продолжать встречаться с Магдаленой, то выйдет лишь на пользу, если он поладит с ее отцом. А кроме этого, были книги. Вот и сейчас на столе лежал рядом с моноклем потрепанный труд Афанасия Кирхера, в котором тот рассказывал о крошечных червячках в крови. Монах пользовался так называемым микроскопом, который все увеличивал во множество раз, примерно как монокль Куизля. За одну только возможность почитать эту книгу в кровати, да с чашкой горячего кофе…
Симон кивнул.
— Да, можете на меня рассчитывать. И еще, книга на…
Ему так и не дали высказать своего желания вслух. Дверь распахнулась, и в комнату влетел стражник Андреас, глотая воздух.
— Простите за позднее вторжение, — прохрипел он. — Но дело не терпит. Мне сказали, я здесь найду сына Фронвизера. Вашему отцу нужна помощь!
Андреас был белым как полотно и выглядел так, словно повстречал дьявола собственной персоной.
— Да что же, ради всего святого, случилось? — спросил Симон. Про себя он все размышлял, кто мог увидеть, как он шел к дому палача. В этом городе, казалось, шагу нельзя было ступить незамеченным.
— Сын лавочника Кратца при смерти, — из последних сил выпалил Андреас. Рука его то и дело тянулась к висевшему на шее крестику.
Куизль, до сих пор молча слушавший, не выдержал. Он стукнул ладонью по шаткому столу, так что подскочили монокль и шедевр Афанасия.
— Несчастный случай? Говори уже!
— Всё в крови… Ох, сохрани нас господь, на нем знак! Как у Гриммера…
Симон вскочил с табурета. Он почувствовал, как в нем разрастается страх.
Куизль пристально посмотрел на него сквозь клубы дыма.
— Спокойно. Отправляйся туда. А я проведаю Штехлин. Не знаю, в тюрьме ли она вообще.
Симон схватил шляпу и выбежал на улицу. Краем глаза он увидел заспанную Магдалену, та помахала ему из окна. У него появилось предчувствие, что в ближайшие дни у них будет не особенно много времени друг для друга.
Человек стоял у окна, почти вплотную к тяжелым красным шторам. На улице сгустились сумерки, но это, в принципе, не имело значения. В этой комнате всегда царили сумерки — мрачный, серый полумрак, который за весь день даже солнечные лучи не могли разогнать. Внутренним взором человек представлял себе солнце над городом. Оно всходило и опускалось, снова и снова, и никому его не остановить. Этот человек тоже никому не позволит себя остановить, хоть сейчас и произошли некоторые заминки. И они его раздражали… Он развернулся.
— Ну какой же ты тупица! Ты на что-нибудь вообще годен? Почему ты хоть раз не можешь нормально довести дело до конца?
— Я все сделаю.
Полумрак позволял разглядеть еще одного человека. Он сидел за столом и ковырялся ножом в мясном пироге, словно в брюхе у забитой свиньи.
Человек у окна плотнее задернул шторы и вцепился пальцами в ткань. Его охватил новый приступ боли. Времени почти не осталось.
— Зачем вообще надо было затевать все это с детьми? Теперь начнут болтать…