– Ещё раз здравствуйте, Королева, – с лёгким раздражением поприветствовал Гробар, – Вижу вы после увиденного не можете забыть дивный аромат нашего фирменного блюда? Чтож, возможно и на вас хватит мяса, что скажешь Рожер?
– Я скажу, что Королева Эйлат видимо потерялась и забыла где ее спальня.
Девушка смело смотрела в лицо Рожера, выискивая в себе решительность, она хотела до конца узнать на что он способен, а главное зачем. Гробар был помехой их разговору, поэтому Эйлат решила не говорить то что задумала, но и уйти так просто теперь она не могла.
– Я прекрасно помню, где я живу. И помню кем тебе являюсь и для чего я здесь. Ты накануне долго отсутствовал, не дал мне возможности обсудить с тобой дела королевства. Поэтому я решила напомнить, пока ты вновь не уехал…куда бы то ни было. Возможно ты найдешь сегодня вечером время?
Подозрительный взгляд Рожера уставился на нее, а Гробар захохотал так громко, что эхо отдавалось от высоких стен. Именно в этот момент в распахнутые двери вошла приобразившаяся Джилли. На первой моднице королевства больше не было шелков и драгоценных камней, узкие туфельки сменили кожаные босоножки с тесьмой до колен, а вместо изящного платья она была одета в короткий жакет и юбку из тонкой кожи. Вместо привычной сахарной куколки на Эйлат смотрела молодая воительница с тонким кинжалом на поясе. Судя по стреяющим молниям из ее глаз – отношение к Королеве она не поменяла. Джилли была на нее очень зла. Эйлат отвесила злобной красотке лёгкий поклон и посмотрела на Рожера: теперь попросит уйти? Она очень хотела знать, что именно между Джилли и Рожером происходит, но также сильно она хотела, чтобы он попросил ее уйти сейчас. Ведь это дало бы ей знать, что ему небезразличны ее чувства… Рожер резко встал, не дожидаясь пока Джилли подойдёт.
– Я найду время для решения проблем королевства, хотя, я думал тебе больше Лорд Бавас поможет чем я. Видимо, он плохо справляется со своей работой. Я придумаю ему другое занятие, он больше не будет служить тебе… а теперь можешь идти.
Эйлат не могла идти! Ноги стали слишком тяжёлыми, а коленки задрожали, тело пошатнулось, и девушка наверняка упала бы, но тоненькая женская рука неожиданно поддержала ее за плечо: Джилли стояла рядом. Удивительно, но только сейчас Эйлат заметила множество синих и багряных синяков на ее руках… Она смотрела на злобную красотку, поддержавшую ее в эту минуту, а мозг словно выключился и лишь два человека делали две огромные дыры в ее сердце: раненная Олимия и практически мертвый Бавас. Теперь, из-за нее, ещё и ему влетит. Едва мысли понесли ее к отрубленным частям Лорда Баваса сердце упало и стало совсем дурно.
Все это время, пока Королева пыталась прийти в себя, Рожер смотрел на нее. А на него смотрел Гробар. И наставнику очень не нравилось то что он видел. На лице его беспощадного воспитанника, лучшего полководца и убийцы, было едва уловимое постороннему глазу сострадание. Рожер плавно повернулся к Джилли,
– Уведи её.
Джилли, уже опытная в общении с ним, слышала любые интонации в его голосе. И сейчас она слышала и понимала лишь одно: делай то что велено, беспрекословно. Девушка приобняла соперницу и повела к выходу.
– Ты не заигрался? – Гробар потёр гладкий рубец, где раньше было его ухо. – Мне кажется, или Эйлат теперь тоже входит в число исключений, которых ты не убьешь? Я понимаю она нужна для…
– Она нужна мне для победы, – резко оборвал Рожер.
Наставник с недоверием смотрел на воспитанника. Все же, ему было уже немало лет, Гробар знал его с самого детства и знал лучше любого другого. Рожер зашёл в тупик и пытается с этим бороться в одиночку.
– Рож, ты сам прекрасно понимаешь, о чем я. Ведьма тебе тоже нужна для победы? А белобрысая, вступившая в мой клан? Ты забыл свою цель? Забыл, ради чего ты уже десяток зим пытаешься завоевать земли и собрать армию? – Наставник продалжал бы дальше, но Рожер поднял ладонь, останавливая поток моральных наставлений.
– Я никогда не забывал о своей цели, отец. Я знаю кто я…
– Говоришь, как твоя жёнушка, дубина! – Гробар разозлился и встал из-за стола. Сейчас было видно, что он одного роста с Рожером, но немного шире, а гнев придавал ему ещё больше свирепости и устрашающего вида на фоне с приемным сыном. Наставник продолжал наступать,