Снаружи, на тихой улице, послышались голоса, затрещал лед, заскулили собаки. Идут сюда. Элси сбросила цепочку, втащила замерзшего ребенка в кухню и затворила дверь. Он был меньше, чем казался на сцене. Запястья тоненькие, как миндальные печенья, пальчики – как стручки ванили.
– Быстро, – велела она. – Надо спрятаться. Снаружи уже кричали. Псы залаяли.
Элси огляделась. Деться некуда. Единственный тайник – наверху, ниша в стене ее спальни, но они не успеют туда добежать. Оставалось одно. Элси открыла печь, еще теплую от дневной выпечки. Подняла мальчика, легкого, как двойная порция теста для брецелей.
– Лезь, там не найдут.
Тощие пальчики сжали ее запястья. Свет ударил в узкое кухонное окно. Надо спешить.
Она посмотрела ему в глаза:
– Сам говоришь, что мне помог. Лезь давай.
Он отпустил ее и залез поглубже в закопченную кирпичную пасть.
– Держи. – Элси сняла габардиновый плащ. – Накройся.
Он взял плащ и сделал, как она велела.
Неверными руками Элси закрыла заслонку. На верхней губе выступил пот. Пробило полночь, две деревянные фигурки выскочили из часов, станцевали и снова удалились. Яркий луч ударил в окна, заколотили в дверь. Наступило Рождество.
Восемь
«Немецкая пекарня Элси»
Эль-Пасо, Техас
Трейвуд-драйв, 2032
10 ноября 2007 года
– Дерьмовое было Рождество, – сказала Элси.
Реба постучала ручкой по столу:
– Почему?
– Холод собачий. Я заболела. Воспаление легких, что ли. Лекарств не достать. Война. Люди умирали… а вкусный получился хлеб. – Она доела свой ломтик, крошки осыпали блузу. – Внесу его в меню. Джейн, – она повернулась к дочери, – сделай еще такого хлебца. Назовем его «Реба». – И Ребе: – Понравился, ja?
Реба кивнула и попыталась вернуться к делу:
– Но на фотографии вы в нарядном платье. Куда-то собирались?
Элси выковыряла из зубов кожицу от изюминки. Реба послушала, как шуршит диктофонная лента. – На вечеринку НСДАП, – сказала Элси.
Рука Ребы зависла над страницей. Все еще интереснее, чем она предполагала.
– Вы были в партии? – как можно спокойнее переспросила она.
– Я была немкой, – ответила Элси.
– И поддерживали нацистов?
– Я была немкой, – повторила Элси. – Нацист – это политическая позиция, а не национальность. Быть нацистом и быть немцем – разные вещи. – Но на этот вечер вы пошли?
– Один офицер пригласил меня на Weihnachten, на рождественский бал. Я пошла.
Реба кивнула и воззрилась на Элси весьма задумчиво.
Зазвенел таймер духовки. Джейн ушла в кухню.
– Все как здесь, – продолжала Элси. – Можно любить и поддерживать сына, брата, мужа, отца – своих солдат – и не поддерживать того, за что они воюют. Я каждый день это вижу в Форт-Блиссе. – Она откинулась на спинку кресла.
Реба прокашлялась.
– Как можно сравнивать Гитлера и войну в Ираке? Это совершенно разные вещи.
Элси не смутилась.
– А мы точно знаем, что там происходит? Нет. Вот и тогда мы не знали. Догадывались, что не все чисто, но боялись своих догадок и еще сильней боялись убедиться, что они правильные. У нас был дом, наши мужчины, наша Германия. Мы поддерживали наш народ. Конечно, сейчас, со стороны, легко осуждать и нас, и наше прошлое. Так что – да, я пошла на нацистский бал с нацистским офицером. Не все они были монстрами. Не сплошь Гитлер и доктор Менгеле. Были обычные люди, некоторые даже неплохие. – Она вздохнула. – Мы старались выжить, что было само по себе непросто.
– Вы когда-нибудь видели, как евреев… как с евреями жестоко обращались? – Реба запнулась. Как вообще задавать такие вопросы?
Элси сузила глаза:
– Да и нет. Какая разница? Правды вы никогда не узнаете. Если я скажу «нет», я хороший человек? Не виновата во всем, что вы знаете о Холокосте и нацистской Германии? А если я скажу «да»? Значит, плохая? И это бросает тень на всю мою жизнь? – Она пожала плечами и смела крошку со стола на пол. – Мы все немножко врем о себе, о своем прошлом и настоящем. Мы думаем, что есть ложь маленькая и незначительная, а есть большая и обличающая. А лжи все одинаковые. Только Бог знает, как все было, пусть он и судит. – Взгляд оливковых глаз проникал насквозь. – Я вам рассказала один свой секрет. Теперь ваша очередь.
Сердце у Ребы заколотилось быстрее.
– Моя очередь? – Она нервно рассмеялась. – Нет-нет. Это же я беру у вас интервью.