Вскорости путники вернулись к нужному направлению и продолжили путь. Ослепительное солнце постепенно клонилось к закату.
* * *Аддо и его наперсник, пожилой сигх Алибасур, двигались без остановок. Даже ночью их верблюды продолжали размеренно шагать по пустыне. Седоки спали в седлах, убаюканные плавным покачиванием их спин.
Утром товарищи завтракали, потом Аддо курил походный кальян, а Алибасур негромко напевал песнь-поэму, совершенно бесконечную, полную цветистых подробностей, следить за которыми у Аддо не оставалось сил.
Поэму Алибасур сочинил сам, и считал ее образцом высокого вкуса. Аддо никогда не спорил с ним по этому поводу, опасаясь обидеть верного старого слугу.
И сказал Ниару: «Твоя грудь -
Как бутоны в садах Хатшепсура,
Твое лоно – как устье реки наслаждений,
Реки полноводной…
Твои бедра – белее, чем мрамор
С волшебного острова Гупту!
Я хотел бы прильнуть к ним,
И ноги твои лобызая,
Стать твоим недостойным рабом,
О прекрасная Нура!»
«Ну и фантазии были у этого Ниару, – сонно подумал Аддо. – Это же надо придумать: лоно, как устье реки… Да еще и полноводной!»
Еще он пытался представить, как к подобным комплиментам отнеслась бы его последняя подруга, милая дочь советника… Девушка современная, хорошо знающая трактат о любви, но увы – только с практической стороны.
Однако, Нура, героиня поэмы, принадлежала к другому поколению.
А она отвечала герою,
Потупясь в смущенья великом:
«О, Ниару, прекрасный, как бык
Из священного стада!
Твои руки сильнее, чем ветер,
Нежнее, чем море.
Твои чресла могучи,
Под стать Арпехси-великану!
Но не нужен мне раб,
И тем более – раб недостойный.
Нужен мне господин,
Чтоб сама я рабою была бы!»
– Все они так говорят, – пробормотал Аддо и улыбнулся.
Он был благодарен Алибасуру. Пожилой воин, повидавший всякого, не размышляя и не расспрашивая согласился сопровождать своего подопечного в путешествии бессмысленном и опасном. Опасности сикха не страшили, а само путешествие старый слуга вовсе не считал таким уж бессмысленным. Напротив, он полагал, что подобными деяниями и прославляются все великие герои. Алибасур отказывался видеть в Аддо обычного, пресыщенного жизнью юнца, и убил бы всякого, кто оскорбил бы молодого господина подобным предположением.
Ветра почти не было, и течение песка замедлилось. Следы в нем сохранялись дольше обычного. Благодаря этому обстоятельству, Аддо знал – прочие участники спора давно обошли его. Но не поворачивать же назад из-за этого!
На следующий день они встретили Закира. Казалось, гирканец беспечно спал на песке, прячась от солнца под брюхом своей тощей лошади.
Завидев приближающихся путников, лошадь скосила глаза и заржала злым голосом.
Закир проснулся, мгновение вглядывался в силуэты, возникшие перед ним, потом узнал, ощерился и расхохотался, по своему обыкновению.
– С тобой все в порядке? – спросил Аддо.
– Конечно! – весело отвечал гирканец.
– Он ранен, господин, – тихо сказал сикх. – Мы должны оказать ему помощь.
Действительно, левая рука у самого плеча Закира была перехвачена неумелой повязкой.
– Что с рукой? – поинтересовался Аддо.
– Пустяки. Стрела.
– Ты достал наконечник?
– Нет. Больно же!
И Закир снова рассмеялся.
– У него лихорадка, господин, – так же тихо проговорил Алибасур. – Он умрет, если ему не помочь.
– Что говорит твой раб? – каркающим голосом спросил Закир и сверкнул глазами.
– Он говорит, что тебе – конец.
– Проклятье! Распроклятое проклятье да падет на головы ему и тебе, да и мне за одно!
– Что же случилось? – Аддо спешился и неловко ступая затекшими ногами, приблизился к раненому.
– На меня напали мерзкие людишки, из тех, что разъезжают по пустыне на противных ящерицах, и думают этим кого-то удивить! – поведал гирканец, рыча и отплевываясь. – Я сражался с ними и убил не меньше десятка, пока у меня не устала рука…
На самом деле он убил всего двоих, но небольшие преувеличения в устных рассказах о подобных делах считаются обязательными у славных гирканских воинов.
– А они все появлялись и появлялись, со всех сторон, – продолжал Закир. – Когда эти мерзавцы поняли, что так им меня не взять, они принялись кружить вокруг меня и стрелять из луков. Бот ведь подлость!