Она больше не улыбалась. Судя по всему, она не предполагала, что Гейнор зайдет так далеко.
В воздухе вдруг разлился странный аромат – смесь тысячи запахов, причем среди них не было ни одного приятного. Аромат зла.
Я по-прежнему не мог понять, как Гейнор ухитрился одолеть офф-моо, и впрямую спросил об этом у Ученого Грины.
– Он еще нас не победил, – отозвался ученый. – Игра не окончена.
Ему, конечно, виднее, но, с моей точки зрения, победа одержана полная и безоговорочная.
Эльрик поинтересовался, давно ли ушел Гейнор и можно ли догнать его пешком.
– Он движется к Серым Жилам вместе со своей армией. В своем заблуждении, в своем безумном желании править миром он готов погубить нас всех. Если его не остановить, он так и сделает.
Ученый Грина неожиданно посмотрел на меня. Я не сразу сообразил, чего он ждет. А затем подал голос Эльрик:
– Этот наглец оскорбил и унизил меня. Вдобавок он подло меня обманул. Каким бы могуществом он сейчас ни обладал, от моей мести ему не укрыться.
– Ты уверен, отец? – Оуна нагнулась, запустила руку в шерсть одной из лежавших на земле пантер, потом быстро отдернула ладонь, словно испугалась прикосновения к мертвому телу. Кстати, пантеры и вправду мертвы – или заколдованы?
– Во сне или наяву, – сурово произнес Эльрик, – он заплатит за все, что совершил.
Скажи это кто-нибудь другой, я бы ему не поверил, но Эльрик успел убедить меня в том, что не бросает слов на ветер; и я почти не сомневался, что он сумеет одолеть сущность, бывшую некогда моим скромным кузеном, а ныне воплощавшую в себе вселенское зло. И, как часто случалось между нами, Эльрик ответил на размышления, которые я не торопился озвучить:
– Мельнибонэйцы считают, что судьбу нельзя изменить. Что каждому из нас на роду написано совершить то-то и то-то – не более и не менее. Что попытка изменить судьбу есть святотатство, богохульство. Получается, я готов совершить богохульство – дабы предотвратить иное, более страшное деяние.
У него был вид человека, борющегося с собственной совестью и с традициями, унаследованными от предков. Мне показалось, что он сказал бы больше, сумей подобрать слова, чтобы выразить бушевавшие в нем чувства.
Мы не стали задерживаться в Мо-Оурии. Пламя уже начало угасать, а исправить что-либо было невозможно. Других офф-моо, кроме Ученого Грины, мы не нашли. Ни следа, ни намека, ни хотя бы обрывка бумаги… Они бежали. Я, признаться, в них разочаровался. Как они были уверены в своей непобедимости, как горделиво вещали об этом, а в итоге выясняется, что полагались они исключительно на свою репутацию – как Византия в моем мире. А я считал их мужественными и изобретательными. Вероятно, они когда-то таковыми и были, но с течением лет утратили мужество и погрузились в сладкую дрему. Теперь всякий мог прийти и отобрать у них все накопленные за столетия богатства, все тайны.
– У нас нет выбора, – заявил Эльрик.
– Отправляемся вдогонку за Гейнором? – уточнил я.
– Да. И будем надеяться, что настигнем его прежде, чем он доберется до Серых Жил.
– Он уже почти добрался до них, – сказал Ученый Грина. – Его армия наверняка достигла рубежей… – впервые за весь наш разговор на гладком, словно каменном лице возникло некое выражение. – Конец, – тихо проговорил он. – Конец всему.
Оуна топнула ногой.
– Кто хочет, может оставаться здесь и оплакивать свою участь. Лично я собираюсь передохнуть, подкрепиться и продолжить путь.
– Есть некогда, – сказал Эльрик, словно обращаясь к самому себе. – Перекусим по дороге. Нам предстоит дальний путь, ведь догонять Гейнора придется пешком.
– А когда мы его нагоним, что тогда? – спросил я. – Что мы будем делать?
– Накажем его, – отозвался Эльрик. – Заберем меч, который он украл, – ладонь принца легла на рукоять Равенбранда. Он погладил рукоять своими длинными, изящными пальцами и неожиданно усмехнулся. По правде сказать, эта усмешка внушила мне тревогу. – Отплатим ему той же монетой. Иначе говоря, убьем.
Мельнибонэец явно предвкушал схватку. Его обуяла жажда крови, он стремился к поединку, и на остальное ему было наплевать. А меня тревожила собственная безопасность и безопасность Оуны. Ученый Грина между тем благоразумно решил удалиться. Не прощаясь, он проскользнул обратно в свою башню. Пламя, похоже, не причиняло ему урона.
Я поежился – мокрая одежда отнюдь не способствовала долгим разговорам – и рысцой потрусил по направлению к окраине. Мои товарищи следовали за мной. Что ж, судя по всему, мне суждено погибнуть в этой авантюре. Впрочем, если бы Эльрик с Оуной не помогли мне бежать из концлагеря, я давным-давно был бы мертв. По крайней мере, мне представилась возможность повидать истинную реальность, образованную множеством миров мультивселенной…
Мы как раз достигли окраины, когда почва под ногами внезапно содрогнулась. Откуда-то сверху на пол пещеры посыпались каменные осколки. Неужели землетрясение? По пещере раскатился басовитый грохот, почему-то напомнивший мне язвительный смех.
Я вопросительно посмотрел на Оуну. Девушка покачала головой. Эльрик был озадачен не меньше моего.
Новый раскат грома. Новые осколки. Как будто за нами по пятам шагал незримый великан.
Не знай я, что это невозможно, я бы подумал, что кто-то взрывает мощные заряды динамита.
Похожие ощущения я испытывал, когда побывал со своим братом-инженером (погибшим через три дня после начала войны – он рыл окоп, и в него угодила шальная пуля) на строительстве нового железнодорожного туннеля.
Я вгляделся в полумрак между каменными колоннами. Видимость была ограничена, однако я все же различил вдалеке круговороты искр. Фосфоресцирующая вода из озера вытягивалась в столбы, и эти водяные столбы, эти стройные торнадо надвигались на город. Вот они, ослепительно сверкая, достигли развалин и в мгновение ока разбросали камни во все стороны. Что-то в движении вихрей подсказывало, что они разумны – что ими, по меньшей мере, управляет некое разумное существо.
Мы бросились бежать, выискивая любое укрытие – хотя бы канаву, а лучше трещину, куда можно забиться и переждать бурю. Надежда, конечно, слабая, но когда надежды не остается, лучше уж умереть на месте.
Теперь стало ясно, как именно Гейнор овладел Мо-Оурией. Очередной сверхъестественный союзник отдал в его распоряжение демонов ветра – ишассов. О подобных тварях упоминается даже в мифах моего родного мира. Народы пустыни, кочевники, знают этих демонов под именем ифритов.
– Разве они подчиняются типам вроде Гейнора? – недоверчиво спросила у Эльрика Оуна.
– Как видишь, – лаконично ответил Мельнибонэец.
Я бежал последним. С языка рвались вопросы, но дыхания хватало только на то, чтобы бежать.
Вдруг Оуна остановилась и ткнула рукой вперед. В скале виднелся зев пещеры – иссиня-черное пятно на сером фоне. А ишассы приближались, их вой становился все громче. Не смея обернуться, мы втиснулись в пещеру, оказавшуюся достаточно просторной, чтобы вместить нас троих. Близость товарищей действовала на меня успокаивающе: я словно вновь очутился в материнской утробе, надежно укрытый от всех подстерегающих человека опасностей. Между тем ишассы промчались над той самой скалой, в чреве которой мы спрятались. От их воплей зазвенело в ушах. Потом наступило затишье, но, если прислушаться, можно было разобрать отдаленный грохот – приближалась вторая волна.
– Могучая сила, – проговорил Эльрик. – Этих демонов не так-то просто вызвать, тем более подчинить. Не уверен, что твой кузен, граф Ульрик, на это способен, при всей его хитрости и изворотливости. Ишассы, или Десять Сыновей, повинуются Хаосу, отсюда следует, что Гейнор окончательно изменил Порядку и заручился поддержкой кого-то из владык Хаоса.
Я с горечью вспомнил свои собственные упреки бедным офф-моо. Против подобной силы не устоит ни единое живое существо! Все равно что идти на медведя с голыми руками. А ведь офф-моо, по большому счету, именно безоружны – не считать же оружием обломки сталактитов?
Вторая волна вихрей подошла вплотную, истошно завывая, вопя, тявкая, словно собаки, сокрушая и переворачивая древние камни, повергая наземь колонны, простоявшие тысячи, если не миллионы лет… Мой страх потеснился, освобождая место ярости. Какую цель преследует это необузданное разрушение? И почему Гейнор напустил Десятерых Сыновей на побежденный город? Или ему так понравилось убивать и уничтожать? До чего же некоторые обожают разрушать красоту, которую не они создавали и которой не им восхищаться! Может, мой кузен уверен, что тем самым очищает мир от скверны – в его понимании этого слова?