Они поздоровались с чопорной церемонностью, предписываемой обычаями их сословия.
– Доброго вам утра, мисс.
– И вам того же, мистер Филпот.
– Ну и ветрюга же нынче!
– Да, наверное, скоро дождь пойдет.
– Вот, пожалуйста: семь писем, две открытки и книжная бандероль. И что мисс Стюарт со всеми этими книжками делает? Откуда ей время взять, чтобы прочитать их все?
– Вот и видно, как много вы знаете про господскую жизнь, мистер Филпот. Они ж голову себе ломают, чем бы время занять. Им ведь работать не надо, не то что нам. И ничегошеньки не умеют. Не представляю даже, как бы они без нас управлялись. Мисс Марджи сама просто младенец беспомощный. За нее все другие делают, даже одевает ее горничная! А уж ведет себя, мистер Филпот! Сидит у молодых людей на коленях, пьет коктейли эти. И ведь такая хорошенькая…
Мистер Филпот с неуклюжей галантностью не упустил удобного случая.
– Я против мисс Стюарт ничего не скажу, но только, если уж про красоту говорить, так от вас, мисс, глаз не оторвешь!
Мэгги польщенно хихикнула.
– Ну, вот опять! Сами же знаете, что говорить так говорите, а думать не думаете.
– Именно, что думаю. Ей-богу. В кино я тут одну дамочку видел. Грета Гарбо[42] – ее так зовут. Ну прямо ваш портрет, только вы покрасивей будете.
Мэгги сделала движение, словно от такого ни с чем не сообразного комплимента собралась захлопнуть дверь у него перед носом, и желание подольше насладиться ее обществом взяло верх над благоразумием.
– Э-эй! Погодите, мисс. У меня для вас новость. Как по-вашему, что мне сказал почтмейстер, когда я выезжал?
– Ну?
Мистер Филпот понизил голос до трагического шепота:
– Слыхали про Лиззи Джадд?
– Нет. А что?
– Вроде бы миссис Джадд сказала миссис Рейпер, а та еще кому-то сказала, а те уже почтмейстеру, что Лиззи ждет ребенка!
– Да что вы такое плетете, мистер Филпот?
– Сущая правда, провалиться мне на этом месте, мисс. И у Джадда и у полковника сейчас такое делается!
– И ей всего семнадцать. Вот дрянь!
Мистер Филпот заметно смутился и пробормотал:
– Так ведь, знаете…
Но Мэгги перебила его, в возбуждении несколько утратив благоприобретенную в услужении правильность речи:
– А ктой-то это? Он чего – жениться не хочет?
– Говорят, полицейский в Данторпе.
– Он?! Так ведь он семейный и с детьми.
– Говорят, что он.
– Ох, подлец! Выгнать его должны со службы. А уж Лиззи-то! Так осрамить старика отца, и мать, и миссис Смизерс – за ее-то доброту! Привязать ее к телеге да высечь. А потом отправить в исправительное заведение. Вот уж дрянь!
И Мэгги с добродетельным негодованием хлопнула кухонной дверью, оставив своего поклонника в горьком одиночестве на воющем ветру.
– Естественно, мы должны немедленно ее рассчитать, – объявила Алвина, выпрямляясь, и презрительно фыркнула, как надменная лошадь.
– Почему? – простодушно осведомился полковник.
Алвина взглянула на него с внезапным и страшным подозрением, для которого не было ни малейших оснований. Это «почему» вовсе не означало, что полковник имеет непосредственное касательство к оплошности мисс Джадд. В его старческом мутнеющем сознании жило твердое убеждение, что нравственность подчиненных офицера не касается, но что он обязан постараться выручить их, если они вляпаются в какую-то историю. Лиззи как бы нарушила субординацию в пьяном виде, и ему надлежало быть заступником обвиняемой перед военным судом Алвины. Однако сама Алвина смотрела на дело иначе.
– Как ты можешь задавать такие глупые вопросы, Фред? Во-первых, это скандал на весь приход, и оставить ее, значит одобрять и прикрывать безнравственность. И подумай о Джорджи. Разумеется, она ничего про это не знает, но если Лиззи останется, скрыть подобного не удастся. И я не потерплю, чтобы моя дочь спала под одной крышей с проституткой!
– Ну, ну, это, пожалуй, уж слишком! – возразил полковник, по-отечески привязавшийся к Лиззи. – Не спорю, вела она себя плохо, скинула узду и все такое прочее, но все-таки опозорить ее перед всем приходом за первый проступок это слишком жестоко. И жестоко по отношению к Джадду и его жене: люди они честные, приличные и знают свое место.
42