Так как же на самом деле некрасивая Джорджи относилась к богослужению? Да примерно также, как хорошенькая (тоже сидевшая в церкви) Марджи Стюарт, несомненно обитавшая на периферии Мэйфера, – то есть внешне с чинным вниманием, а внутренне с полнейшим равнодушием. В сущности, Марджи была той же Джорджи, только более богатой, искушенной и, возможно, менее целомудренной Джорджи. Бесспорно, панталончики Марджи носила несравненно изящнее и частенько на миг их показывала, но будь у Джорджи подобные возможности, презрела бы она их? Основное различие между Джорджи, провинциальной немодно одетой простушкой, и Марджи, воплощением элегантности с окраины Мэйфера, заключалось вот в чем: Джорджи, не сопротивляясь, позволила воспитать из себя кроткую строительницу Империи потому лишь, что так было принято в очень большом секторе среднего класса, к которому она принадлежала, а Марджи воспротивилась потому лишь, что так было принято в ее совсем небольшом секторе. Каждая приспособилась к своей среде обитания, иными словами к предрассудкам своего непосредственного окружения. Но очень-очень сомнительно, что Марджи была «оригинальнее», «просвещеннее» или «современнее» Джорджи. Во всяком случае, когда мистер Каррингтон шел по проходу с обычным своим благочестивым достоинством, Джорджи и Марджи думали об одном и том же – о платьях.
Но вот мистер Каррингтон начал службу, и тут проявилось различие между ними. У Марджи Стюарт было много знакомых мужчин, и с изрядной их частью она флиртовала. Джорджи видела мало мужчин и не флиртовала ни с одним. В результате, если Марджи выставляла свою сексуальную привлекательность напоказ и с порядочным успехом, сексуальность Джорджи сводилась к одной немой потребности, которую она заглушала респектабельностью, благовоспитанностью и инфантилизмом девочки-скаута. Но полагать, будто Джорджи не нуждалась в мужчине, было бы столь же неверным, как полагать, будто она четко и ясно сознавала это. Марджи Стюарт относилась к священникам примерно также, как знатные дамы XVIII века к лакеям – то есть не признавала в них «мужчин». Джорджи была слишком наивна для таких великосветских нюансов. Нет-нет, она не планировала флирта с мистером Каррингтоном, который отправлял себе службу, ни о чем не подозревая. И уж, конечно, не представляла себя в постели с ним. Она почувствовала бы себя запачканной, если бы вообразила, что лежит в постели с каким-нибудь мужчиной, разве что в ночь после свадьбы – события, которое с годами, увы, словно бы не приближалось, а удалялось. Нет, в «реакции» Джорджи на священника не было ничего определенного или вульгарного. Просто она нашла, что служит он «очень-очень интересно», даже захватывающе, и поспешно пересмотрела равнодушное или далее пренебрежительное отношение к духовным пастырям, которое восприняла от своего бравого родителя. Верная Джорджи не отреклась от убеждения, что убивать – благороднейшее занятие для мужчины, тут верх взяла дочерняя преданность. Но разве служение богу не уподобляется служению его величеству? Разве архиепископ не стоит на ступенях трона? А потому не является ли молитва наилучшим и ближайшим заменителем убийства? Разве стихарь это не божий мундир? Правда, духовные лица редко скакали за сворой, стреляли фазанов или даже удили рыбу, но ведь не потому что не одобряли. Многие в этом смысле были отличнейшими малыми, а если они воздерживались от занятий, которые по мнению всех здравомыслящих людей в первую очередь доказывают право человека быть Центром Вселенной, то лишь из-за отсутствия необходимых средств и отчасти потому, что слепое Общественное Мнение требовало от них такого отречения. В любом случае хотя бог и не был Богом Спортивной Охоты и Рыболовства (непонятный пробел в священных вдохновенных им книгах!), он в первую очередь был Богом Воинств. Сам мистер Каррингтон, бывший армейский капеллан, мог бы, буде он того пожелал, приколоть к стихарю слева военный крест. Божьи воины были воинами короля, а если мистер Каррингтон и воздерживался от того, чтобы собственноручно сражать новоявленных гуннов или черномазых туземцев, то его предшественники имели обыкновение жечь людей, с ними не согласных. Из чего неопровержимо следовало, что мистер Каррингтон был не только первоклассным священником, но и Мужчиной…