Наступило молчание. Потом Джесон сказал:
— Один из ее предков подписал Декларацию Независимости.
— Вот как? — сказал мистер Джонс. — Давно, значит?
— Между прочим, — сказала Луиза, — мы не прямые потомки — боковая линия.
Миссис Джонс поднялась и стала убирать со стола. Входя в роль будущей невестки, Луиза тоже встала, чтобы ей помочь, но миссис Джонс повернулась к ней и сказала — Ну, нет, ты сиди, — и Луиза повиновалась. Она сидела и молча поглядывала по сторонам — на простую, неказистую мебель, на дешевую тахту и открытки в рамках с изображением Большого Каньона.
— Ты уже закончил учебу? — спросил мистер Джонс сына.
— До некоторой степени, — сказал Джесон.
— После обеда Бэрри, верно, заглянет. Говорил, что хочет тебя повидать. Ты небось помнишь Бэрри?
— Помню, — сказал Джесон. — Конечно, помню.
— Он, между прочим, был в армии, — сказал мистер Джонс.
— Уже демобилизовался?
— Ранен был. — Отец поднял руку и прикрыл ладонью правую щеку. — Эту сторону вот так всю снесло напрочь, — сказал он.
— Черт побери, — сказал Джесон.
— Да, — сказал мистер Джонс. — Но ему приятно будет тебя повидать.
Бэрри, друг детства, появился на пороге в девять часов. Щеку ему действительно оторвало, но потом она была почти полностью восстановлена благодаря искусству военного хирурга, применившего пластическую операцию, и только розовые полоски, там, где клочки заимствованной у туловища кожи срослись между собой и с кожей лица, расписали ее странным, похожим на головоломку рисунком.
— У тебя славная девушка, — сказал Бэрри, глядя на Луизу. — Только ты не должен жениться, пока не отслужишь в армии, а то ведь можешь вернуться таким, как я, а это будет нечестно.
— А мне все равно, — сказала Луиза.
— Ну да? — Бэрри рассмеялся. — А если случится не с лицом, что ты тогда скажешь? Никогда не известно, куда они тебе угодят.
Джесон побледнел.
— Ты получил повестку? — спросил отец. — Я, по-моему, пересылал тебе в письме.
— Получил, — сказал Джесон, — но у меня отсрочка, понимаешь?
— У тебя же не будет больше отсрочки, после того как ты кончишь колледж.
— Не знаю, — сказал Джесон. — Должно быть, не будет. — Он избегал смотреть на отца.
— Чем-нибудь еще думаешь заняться? — спросил мистер Джонс.
— Не знаю, пока не решил. — Джесон поглядел на Луизу. — Она ведь еще учится.
— Ну, ее-то, надо думать, не призовут в армию, — сказал Бэрри и рассмеялся.
Два дня, проведенные в Рок-Репидсе, они спали в разных комнатах, и им удалось побыть вдвоем только на второй день вечером, когда они отправились в город.
— Здесь некуда пойти, — сказал Джесон. — Одни кукурузные поля кругом. Спятить можно.
— Но они такие приятные, зеленые, — сказала Луиза. — Разве тебе здесь не нравится?
— Нет, не нравится. И никогда не нравилось. Слишком далеко от океана. Слишком далеко отовсюду.
Луиза не стала заговаривать с ним о его родителях, однако она заметила, что со вчерашнего вечера лицо Дже-сона еще больше помрачнело.
— Нам не следовало приезжать сюда, — сказал он, когда мимо них медленно проехал полицейский автомобиль и ошеломленный шериф окинул подозрительным взглядом странных пешеходов, прогуливавшихся по улице во вверенных ему владениях. А когда автомобиль с шерифом скрылся из виду, Джесон воскликнул: — Ненавижу это дерьмо свинячье! У-у, дьявол, как я их ненавижу!
7
Два дня, проведенные ими в Айове, оказались все же менее тягостными, чем три недели в Массачусетсе. Лилиан встречала их в аэропорту. «Хэлло», — сказала она Джесону. Лицо ее было непроницаемо. Встреча с Генри произошла вечером, когда профессор вернулся с семинара. Едва взглянув на Джесона, он тут же перевел глаза на дочь — поглядел на нее как на сумасшедшую, и Луиза расплакалась.
А Джесон Джонс даже не догадывался о том, почему Луиза плачет; сам он приложил все усилия, какие только мог, чтобы выглядеть как можно лучше. Он выбрился тщательнее, чем обычно, и рубашка на нем была почти совсем чистая. Правда, кеды на ногах у него были дырявые, но отнюдь не настолько грязные, чтобы наследить на ратлиджском ковре.
Впрочем, Генри и Луиза быстро сумели овладеть собой. Профессор предложил молодым людям выпить, и они вежливо согласились. Но затем Генри тут же заговорил о преимуществах длительных помолвок, предшествующих свадьбе, и Луиза сразу поняла, куда он клонит.
— А вы с мамой долго были помолвлены, папа? — спросила она.
— Мы? Не помню. Нет, не долго. Но у нас все было по-другому.
Луиза насупилась, помрачнела и направилась на кухню к матери.
— Как долго вы с отцом были помолвлены? — спросила она Лилиан.
— Около трех недель.
— Я так и думала.
Лаура проскользнула на кухню следом за Луизой.
— Послушай, Луиза, — сказала она. — Он мне нравится. Он чудной.
— Вот-вот, в самую точку, — сказала Лилиан.
— Мама, перестань, — сказала Луиза. — Я люблю его.
— Ничего, не расстраивайся, — сказала Лилиан. — Мне он очень нравится. Похож на нечесаного пуделя. А насчет Генри не тревожься. Он переживет.
— Надеюсь.
— Вы оба еще щенки.
— Мне уже девятнадцать. Это не так мало в наши дни.
— В наши дни — да. Пожалуй, это верно. — Лилиан принялась готовить соус. — Ты уверена, что любишь его?
— О да, мама, да. Люблю.
— И он любит тебя?
Мгновенное колебание.
— Да… Я уверена, что любит.
Лилиан ничего не сказала: она продолжала растирать в салатнице горчицу с оливковым маслом, уксусом и солью.
— Он выправится, — сказала Луиза.
— А что он собирается делать?
— Прежде всего ему надо закончить учебу в Калифорнии. Пока что мы вернемся туда и будем жить там.
— А в армию его не призовут?
— Да, вот еще это. Но пока не призвали. Может, и не призовут.
Они вернулись в гостиную: там Генри показывал Дже-сону свою коллекцию картин. Напряженное выражение лица Генри стало еще более напряженным, когда в гостиную вошла его дочь — очаровательная даже в этом ужасном костюме хиппи. Генри поглядел на жену: ее лицо было бесстрастно, но, поймав его взгляд, она едва заметно улыбнулась.
После обеда Луиза и Лилиан принялись составлять небольшой список гостей, которых предполагалось пригласить на свадьбу, — дедушек и бабушек с обеих сторон и самых близких друзей.
— А Лафлинов пригласим? — спросила Лилиан.
— Нет, — сказала Луиза, поглядев на Джесона, который сидел в стороне и явно чувствовал себя не в своей тарелке. — Стоит ли тащить их всех сюда из Вашингтона?
Обсуждая предстоящую свадьбу, Луиза невольно оживилась, однако присутствие Джесона, который слонялся по комнате и не знал куда себя девать, стесняло ее. Лилиан, заметив это, вышла на минуту и тут же возвратилась и села, а еще через нескользко минут в комнату вошла Лаура. Она подсела к Джесону и спросила, играет ли он в крибидж.
— Да, — сказал он. — Приходилось.
— Хотите сыграем?
— Идет.
Так пятнадцатилетняя Лаура села играть в крибидж с будущим мужем своей сестры и обыграла его.
Но хотя игра в крибидж и помогала им управиться с Джесоном в последующие три недели, Луиза все же видела, что он внутренне весь кипит: его бесило все — ее родители, их дом, друзья, разговоры. Генри тоже был, казалось, взвинчен до предела, хотя и проводил большую часть времени в университете. В те немногие часы, когда он, вернувшись из университета и еще не успев куда-нибудь уйти, находился дома, он был неизменно вежлив с Джесоном, и как бы по обоюдному молчаливому соглашению оба старались избегать в разговоре опасных тем, включая предстоящую свадьбу. А стоило кому-нибудь невзначай хотя бы косвенно затронуть эту тему, как все объединенными усилиями стремились направить разговор в другое русло. Генри и Джесон ни разу не поговорили друг с другом, как мужчина с мужчиной, — они предпочитали не заглядывать в будущее и не обсуждать никаких вопросов.