— Да-да, разумеется.
— Может быть, вы хотите поехать со мной в больницу?
— Да, это было бы очень любезно с вашей стороны. Они встали,
— Я сейчас скажу жене, если вы подождете минутку.
Стоя возле камина, Петерсон смотрел вслед высокому, худощавому ученому, когда тот выходил из комнаты. Потом окинул взглядом книги: Гоббс, Аристотель, Маркс. Его взгляд стал неподвижен: Карл Маркс, «Капитал», том первый. Ленин, «Государство и революция»; Иосиф Сталин, «Основы ленинизма».
Откуда-то со стороны холла донесся женский голос — чуть хрипловатый, резкий.
— О господи… она сильно расшиблась? Впрочем, удивляться нечему. Нет, поезжай ты… я не могу… не могу двинуться. — И еще какие-то приглушенные, неразборчивые слова.
Профессор возвратился в кабинет. Его уже тронутые сединой волосы были подстрижены не коротко и не длинно, а именно так, как должно, такое же впечатление производил и покрой его костюма. Морщины на его лице были отчетливо видны, но и в них было достоинство, они так же гармонировали с его благородной осанкой, как его белоснежная рубашка и начищенные ботинки.
— Ну что ж, поедемте, — сказал он.
Машина снова пересекла Гарвардскую площадь.
— Если тут замешан кто-нибудь еще, — сказал полицейский, — мы его разыщем.
Профессор кивнул. Некоторое время они оба молчали.
— Видите ли, какое дело, сэр, может, у вашей дочки что-нибудь не совсем ладно, так нам, пожалуй, лучше бы знать об этом.
— Да нет, — сказал профессор, покачав головой. — Она вышла замуж в начале этого года… потом они разошлись. Это могло подействовать на нее.
— Больно уж она молода для такого дела.
— Да, она рано вышла замуж. И брак длился недолго.
— Так что не исключено, что она просто сама выбросилась?
— Да. Впрочем… не знаю. Вам бы надо спросить об этом психиатра, доктора Фишера.
4
— Установлено, — сказал больничный врач, — что ваша дочь имела сношение с мужчиной незадолго… вернее сказать, непосредственно перед падением из окна. Профессор молчал. Он смотрел прямо перед собой в глубь коридора, по которому он шел вместе с доктором и агентом Петерсопом.
— Это не имеет отношения к полученным ею повреждениям, — сказал доктор. — Но нам пришлось обследовать ее, и это… это выявилось с полной очевидностью.
— На то оно и было похоже, — сказал Петерсон.
— Вам бы надо позвонить доктору Фишеру, — сказал профессор.
Они подошли к палате. Петерсон покинул их, отправился звонить психиатру.
Отец в сопровождении доктора прошел в палату к дочери. Она лежала на спине. На ней был белый больничный халат. Волосы расчесаны. Глаза закрыты. У стены в изголовье кровати сидела санитарка.
— Только на минуту, — прошептал врач. — Ей нужен покой.
Генри Ратлидж кивнул. Он подошел к кровати, присел па стоявший рядом стул и наклонился над дочерью. Глаза ее были закрыты, и он долго молчал; когда она их открыла, он назвал ее по имени. Луиза повернула голову, увидела отца, по ничего не отразилось па ее лице, и она снова устремила взгляд, в потолок.
— Бедная девочка, — сказал Генри Ратлидж. — Мне очень тебя жаль. Моя бедная малышка.
Лицо ее было все так же неподвижно.
— Ты можешь рассказать мне, как это случилось, Лу? Полиции это важно знать. Ты что — упала?
Она не отвечала.
— Там был какой-то мужчина? Был там кто-нибудь? Прошу тебя, дорогая, скажи мне, а я сообщу полиции…
Она отвернулась к степе и закрыла глаза.
5
Доктор Фишер был в гостях, но Петерсон разыскал его. Доктор сказал, что сейчас приедет. Хозяйка дома, увидав, что гость надевает пальто, стала просить, чтобы он не уезжал так рано. Доктор улыбнулся, пожал плечами.
— Одна из моих пациенток только что выбросилась из окна, — сказал он, — так что, вы понимаете… — Он снова улыбнулся — хозяйка была богата и хороша собой — и пообещал вернуться.
Когда он приехал в больницу, профессор Ратлидж сидел в вестибюле один. Они обменялись рукопожатием.
— Она не хочет разговаривать со мной, — сказал профессор. — Я очень сожалею, мне не надо было спешить.
— Нет, нет, — сказал доктор Фишер, — вы правильно сделали, надо было попытаться.
Психиатр был человек средних лет, весьма щеголеватый, в столь же безукоризненно сшитом костюме, как и профессор, и в такой же белоснежной крахмальной рубашке.
— Как этo произошло? — спросил психиатр.
— Мы не можем ничего понять. Кто-то позвонил в полицию и сказал, что она лежит па площадке пожарной лестницы под окном своей квартиры. Там ее и нашли. Она пролетела только два этажа, а могла упасть па мостовую.
— Да… Странно, однако… Никогда бы не подумал, что она совершит нечто подобное.
Они подошли к двери палаты.
— Пожалуй, мне лучше поговорить с ней с глазу на глаз, если не возражаете, — сказал психиатр.
— Да-да… конечно.
Генри Ратлидж остался ждать в коридоре. Доктор Фишер переступил порог, постоял немного, словно в нерешительности, потом сделал знак сиделке выйти и подошел к кровати. Луиза, его пациентка, по-прежнему лежала на синие, закрыв глаза, повернув лицо к стене.
— Луиза, — негромко позвал ее доктор. — Луиза. Она открыла глаза и поглядела на него.
— О… доктор Фишер.
— Как ты себя чувствуешь? — Голос доктора звучал вкрадчиво, успокаивающе.
— Я… — начала она. — Да вы все знаете.
— Да. Знаю, что ты откуда-то упала. — Он присел возле постели.
— Папа ушел?
— Нет, он ждет.
Голова ее метнулась по подушке.
— Мне ужасно жаль его… честное слово… Но мне бы хотелось, чтобы он ушел.
— Он уйдет, Луиза, уйдет. Только он очень расстроен.
— Понимаю, но ведь со мной уже все в порядке. — Голос ее теперь звучал жестче.
— Это… Что, собственно, это было? Она вздохнула.
— Ну как же так, Луиза? По-моему… Мне казалось, что ты уже справилась с этим?
— Да. Мне очень жаль. Но на меня вдруг опять нашло… Неожиданно… Вы понимаете…
Доктор Фишер поглядел и а часы.
— Послушай, Луиза. Сейчас тебе надо поспать, но я загляну завтра утром, если ты не против… И мы обо всем поговорим.
— Хорошо.
— А теперь спи.
— Хорошо. Психиатр встал.
— Там… Там был с тобой кто-нибудь? Мне кажется, это интересует полицию.
Она закрыла глаза.
— Да нет… В сущности, нет, — сказала она.
6
Генри Ратлидж нашел жену на том же месте, где он ее оставил. Она ждала его возвращения в гостиной, её бокал был все так же наполнен до половины виски. — Ну, что там с этой маленькой паршивкой? — спросила она.
Он не ответил.
— Лаура легла спать? — спросил он.
— Да… легла.
Он направился к бару сделать себе коктейль, потом обернулся и поглядел на жену. Она держалась очень прямо, даже когда была пьяна, и в самом непрезентабельном виде не теряла изящества и шика. Ее белокурые волосы были причесаны нарочито небрежно, кожа, очень нежная, была хорошо ухожена. Высокая, стройная женщина, на шесть лет моложе своего мужа, она была одета в длинную юбку и свободную шелковую блузу.
— Ну же, Генри, — сказала она. — Что с ней? Что с твоей крошкой, с твоей любимицей?
— Все в порядке. Сломано ребро. Больше ничего.
— Значит, мы скоро увидим ее здесь?
— Она не захотела разговаривать со мной. Пришел Фишер.
— А что он может сказать в свое оправдание?
— Он сказал, что это рецидив. Лилиан рассмеялась.
— Изумительно! А как еще иначе можно это назвать? Во всяком случае, едва ли это называется исцелением. — Она подняла вверх бокал; он уже снова был пуст. Генри подошел, чтобы его наполнить. Он взял бокал, направился к бару, налил виски и возвратился к Лилиан, проделав все это совершенно машинально.