Юрьевский с восторженным лицом повернулся в сторону, откуда доносилось мелодичное пение.
– Царица пробудилась! – закричал он. – Твой час пробил!
Юрьевский повернулся и пошел к занавесу.
Николай Васильевич уже понял, что попал во власть безумца и что спасение невозможно. Он чувствовал себя и в самом деле неживым и безропотно покорился участи, которую считал неизбежной. Помощи ждать было неоткуда. Никакие телохранители не помогли. Оставалось следить за тем, что теперь будет делать страшный безумец.
Юрьевский подошел к занавесу и преклонил колено, потом поднялся, подошел сначала к одному стоявшему сбоку занавеса треножнику, потом к другому и зажег их. В воздухе сразу распространился дурманящий аромат. После этого он опять преклонил колено перед занавесом и только тогда отдернул его.
Твердов взглянул и увидел Веру, в одежде древнегреческой богини неподвижно сидевшую на троне. По обеим сторонам трона, как и раньше, стояли два воина, но теперь Николаю Васильевичу показалось, что они не так неподвижны, как в первый раз. Однако разглядывать не было времени, все его внимание приковал к себе Юрьевский.
Безумец простер к своему божеству руки и воскликнул:
– Привет тебе, богиня! Твой жрец, твой раб преклоняется пред тобою!
С этими словами Юрьевский распростерся на ступенях трона. Потом он поднялся и, тихо спустившись со ступеней, подошел к Твердову, обошел вокруг и стал лицом к трону.
– Сейчас свершится все! Поругание богини будет смыто кровью нечестивца! – воскликнул он. – Богиня! Царица! Тебе кровавая жертва!
Твердов увидел, как сумасшедший взмахнул правою рукой. В ней был длинный нож.
– Я вскрою ему грудь, – продолжал Юрьевский, – обнажу пред тобой его сердце, и ты увидишь, как оно грязно, как оно холодно. В твою честь, царица!
Страшная жажда жизни охватила Твердова. Он забился всем телом, но путы крепко держали его. Нож, как магнит, притягивал его взгляд. Мгновения, пока безумец, размахивая им, придерживал левой рукой несчастного за грудь, показались ему вечностью. Твердов сознавал, что как только опустится эта вооруженная рука, для него все будет кончено.
Однако Юрьевский медлил. Твердов чувствовал, как безумец свободной рукой ощупывает его левую грудь, чтобы нанести удар, который бы не задел сердца.
Но в тот момент, когда безумец готов был опустить нож, Твердов вдруг услыхал знакомый голос:
– Те-те-те, всемогущий владыка, поиграли, и довольно: так уже нельзя.
Николай Васильевич по голосу узнал Кобылкина.
Послышался дикий вопль – не человека, а зверя, у которого вырывают из пасти добычу, – и тотчас же хрипенье, хохот и стук от падения двух тел.
Твердов забился опять, но вдруг стих. Царица оставалась неподвижной, но воины, стоявшие у трона, упали и с громким стуком покатились по ступеням. В это время двое людей, перепрыгивая через них, бросились туда, где слышны были хрипенье, хохот безумца и шум отчаянной борьбы.
Твердов узнал их. Это были Савчук и Пискарь.
Ощущение, что помощь подоспела, что нет больше опасности, радость возвращения к жизни так подействовали на Николая Васильевича, что он опять потерял сознание.
XI
Твердов очнулся в незнакомой комнате. Он лежал на кровати, пахло лекарствами.
Николай Васильевич повернул голову и увидел перед собой бледное и исхудавшее личико своей невесты.
– Вера! Богиня! Царица! – прошептал он.
– Тише, милый, молчи, молчи!… Доктор запретил, – сказала Вера Петровна, с нежностью глядя на него.
– Где я? Жив ли?… Нож, нож… – лепетал Твердов.
– Успокойся, ради меня успокойся! – ответила Вера Петровна. – Все прошло… все благополучно… После узнаешь… Выпей, – и она протянула Твердову стакан с какой-то жидкостью.