Сабина часто предлагала пойти к моим родителям. Я думаю, папу она по-настоящему любила. Она называла его Сим. Никто из моих друзей, не говоря уж о подругах, никогда так его не называл. А она сразу стала называть его так, едва вернувшись из Иерусалима.
— Привет, Сим, — кричала она, едва войдя. Мама никогда не называла ее по имени. Она целовалась с ней трижды, щека к щеке — вежливо и бесстрастно.
А папа расцветал и становился похож на влюбленного.
— Здравствуй, моя Сабиночка.
Я оборачивался и чувствовал, как поджимаются пальцы у меня в башмаках. Через некоторое время меня это начало задевать, я испытывал легкую ревность. И не его я ревновал за отношение к ней, а ее — за отношение к нему. Как будто папа мог быть мне соперником!
— Сим, а откуда родом твои родители? — спрашивала она во время еды. — Они соблюдали заповеди, ходили в синагогу? А тебя водили в синагогу, когда ты был маленьким?
Мне казалось, я должен защитить папу от этого вторжения; я впадал в панику, едва мог дышать от ужаса и почти не слушал его ответы. А он совершенно спокойно, не напрягаясь, рассказывал истории из своего детства, те самые, которые мне рассказывались совсем по-другому, сердитым, ледяным голосом. Истории, которые я уже слышал, но все-таки не знал до конца. То и дело он вставлял в рассказ идишские поговорки, которых в других обстоятельствах не употреблял.
Во время каждого, без исключения, обеда Сабина просила, без всякого стеснения, рассказывать еще, дальше. Похоже, она умела выбрать верный тон. Когда они бежали? Куда? И как поступила твоя мама? Вы все вместе были в Освенциме? А Юдит и ты, вы ведь не были вместе? Как ей удавалось добывать еду для вас обоих, если она сидела в женской зоне?
Никаких проблем. Ей все было дозволено.
Я боялся этих обедов, я и сейчас вспоминаю их с ужасом. Хотя на самом деле они означали освобождение, означали, что детство кончилось. И еще крепче связывали меня с Сабиной.
Я был благодарен Сабине за дружелюбие, с которым она смогла сделать наконец жуткое прошлое моего отца — прошлым, но злился из-за духовного кризиса, который мне пришлось пережить: где, в конце концов, мое место? Во внешнем мире, мире вопросов, вместе с ней? Или вместе с папой, в мире ответов?
Мы часто ходили по букинистам.
— Книжные магазины, — говорила Сабина, — настраивают на оптимистический лад. Они прекрасны, потому что не оставляют места для лени. Книги по определению небесполезны.
И глубоко вздыхала.
Мы вместе ходили за покупками. «Покупайте только овощи высокого качества от Ферхаара»[11], — прочел я в окне магазина.
— Я думаю, овощи тоже небесполезны, — заметил я. — Высокого качества.
— Конечно, — с энтузиазмом откликнулась Сабина, — овощи выращивают, стараясь следовать тому, что заложено в их природе. Книги, как считается, пишут, чтобы противостоять хаосу. Они по определению искусственны.
— Овощи культивируются. Большая часть тех, что продаются в магазинах, выведены в процессе селекции, можно сказать, придуманы. А что ты скажешь о стульях, одежде, хлебе или пылесосах?
— Нужда во всех этих вещах, кроме книг, скорее практическая. Вещи производятся, когда они нужны. А книги по большей части никому не нужны, они появляются как бы сами собой, без спроса. В точности как люди.
Я похлопал ее по плечу:
— Все это полная чушь. Но в чем-то ты права…
Мне не нравилось слово «лень». Моя рукопись лежала без движения. Мысли, что складывались в моем мозгу, выглядели идеально. Но, пытаясь сформулировать их на бумаге, при помощи грубых слов, я, несмотря на всю свою скрытую агрессивность, терял веру в себя. Вдобавок мне никак не удавалось понять, о чем, собственно, я хочу рассказать.
— Я — лентяй, — жаловался я.
— Нечего ныть, работай, — торопливо отвечала Сабина. Она не переносила моего самобичевания.
Я игнорировал ее замечание.
— Я люблю книги и книжные магазины, потому что я лентяй. Сам я не могу ничего сочинить. Наверное, поэтому я так много читаю.
— Да-да. Пошли.
Мы привычно заходили в букинистический, в конце улицы. Это почти так же приятно, как самому сочинить что-то или что-то прочесть, думал я, вытаскивая книгу, открывая ее наугад, но времени было мало, мы всегда торопились.
Сабина всякий раз считала, что нашла нечто необыкновенное; я относился к находкам критически — и был скупее. Мы почти никогда не покупали книги с гравюрами, первые издания и другие редкости.
11
Ферхаар — семья фермеров из Северной Голландии и название их компании, поставляющей отборные овощи и фрукты в магазины крупных городов.