— Лайза, ты прав, я согласен, только так надо действовать; вся свора англичан непременно последует за мной, и ты спасешь моего сына.
— Я спасу его либо погибну с ним, вот все, что я могу вам обещать.
— Я убежден, что ты будешь верен слову. Подожди, я хочу только попрощаться с сыном.
— Нет, — сказал Лайза, — если вы его увидите, то не сможете расстаться с ним. Немедленно все в путь; пусть четыре самых сильных и преданных друга останутся со мной.
Остаться пожелало человек двенадцать. Лайза выбрал четверых и, так как Мюнье все еще колебался, он предупредил старика:
— Поймите, вот–вот нагрянут англичане!
— Итак, встречаемся у устья Большой реки, — согласился Мюнье.
— Да, если нас не убьют или не возьмут в плен.
— Прощай, Жорж, — произнес Мюнье и, сопровождаемый группой негров, быстро пошел в сторону горы Креолов.
— Отец, — воскликнул Жорж, — куда вы идете, что вы делаете, почему не пожелали умереть со своим сыном? Отец, подождите, я сейчас…
Но Пьер Мюнье был уже далеко, и слабый возглас сына не мог быть услышан стариком.
Лайза рванулся к раненому, тот стоял на коленях.
— Отец! — прошептал Жорж и упал без сознания.
Лайза не терял времени; он весьма удачно воспользовался этим обмороком: Жорж, будь он в сознании, не стал бы бороться за свою жизнь, побег он счел бы позором. Теперь же он всецело был во власти Лайзы, который уложил его, бывшего все еще без сознания, на носилки. Четверо негров взялись за ручки и под предводительством Лайзы понесли носилки через район трех островов, откуда он рассчитывал, следуя по берегу Большой реки, добраться до Бамбукового холма.
Не пройдя и четверти лье, они услышали лай собаки.
Лайза подал знак, носильщики остановились. Жорж все еще был без сознания или настолько слаб, что не обращал внимания на все происходящее.
Случилось то, что предвидел Лайза; англичане влезли на окружающую пещеру стену, намереваясь с помощью собаки преследовать беглецов. Наступил тревожный момент: Лайза прислушался к лаю собаки; вначале лай исходил из определенного места; собака добежала до пещеры, где ранее произошло сражение, и направилась к шалашу, где некоторое время лежал раненый Жорж, и где его навещал отец; вслед за тем лай удалился к югу; в этом направлении шел Пьер Мюнье — уловка Лайзы удалась. Англичане были обмануты, они пошли по ложному следу за Пьером Мюнье, оставив сына.
Показались первые лучи солнца, в лесу становилось светлее. Разумеется, если бы Жорж чувствовал себя здоровым и сильным, каким он был всегда, дело обстояло бы куда лучше; сейчас Лайза не скрывал от себя, что положение создалось исключительно опасное.
Он боялся, что, как это часто бывало, англичане наймут себе в помощь рабов, специально обученных охоте за беглыми нефами, пообещав им свободу, если им удастся схватить Жоржа. Не поступили бы они и на этот раз подобным образом…
Друзья Лайзы вернулись с охоты; когда еда была готова, негры позвали Лайзу, который неотлучно сидел подле Жоржа. Лайза встал и присоединился к друзьям; вдруг он заметил на белье одного из негров кровь, сочащуюся из ран; в тот же миг у него возникло сомнение: англичане могли их преследовать, как преследуют раненую лань, лишь для того, чтобы захватить пленника; ведь от него можно было получить важные сведения; разумеется, они сделают все возможное, чтобы заполучить такого языка. Подумав об этом, Лайза хотел было отдать приказ своим четырем сподвижникам, сидевшим на корточках вокруг огня, немедленно двинуться в путь, как вдруг из небольшой, но очень густой рощицы раздались выстрелы, и несколько пуль просвистели рядом с ним. Один из негров упал лицом в костер, трое кинулись в чащу, но двое из них были убиты и лишь одному удалось укрыться в лесу.
В непрекращающейся стрельбе, окутанный дымом, Лайза бросился к носилкам, где лежал Жорж, взял раненого на руки, как ребенка, и, хотя тяжесть была велика, тоже устремился в лес.
Внезапно десять солдат, сопровождаемые группой негров, выскочили из рощи и принялись преследовать беглецов, в одном из которых они узнали раненого Жоржа. Как и предвидел Лайза, они шли по кровавому следу. На всем пути преследования Лайза не был защищен от пуль английских солдат. Миновав лес, он устремился к небольшой поляне, за которой вновь простирался лесной массив. Он понимал, что если пуля не настигнет его и он доберется до леса невредимым, тогда ему и Жоржу, быть может, удастся спастись.
Лайза удалялся от преследователей, но когда он появился на склоне холма, англичане заметили его, раздалось одновременно несколько выстрелов; преследователям показалось, что Лайза пошатнулся. И действительно, сделав несколько шагов, он остановился, опять пошатнулся, и, положив на землю Жоржа, так и не пришедшего в сознание, выпрямился, обратился лицом к врагам и, проклиная их, выхватил из–за пояса нож и вонзил его себе в грудь.
Солдаты подобно охотникам, загнавшим зверя, бросились к нему, издавая радостные крики; несколько секунд Лайза стоял, затем рухнул, как поваленное дерево; лезвие ножа пронзило ему сердце.
Приблизившись к двум беглецам, солдаты обнаружили, что Лайза мертв, а Жорж умирает; чтобы не попасть живым в руки врага, он последним усилием сорвал повязку со своей раны, из которой потоком хлынула кровь.
Глава XXVII. РЕПЕТИЦИЯ
То, что произошло в течение двух или трех дней после рассказанных нами событий, оставило у Жоржа лишь неясное воспоминание; его рассудок, блуждавший в бреду, смутно запечатлел все, что случилось; он не имел понятия ни о том, сколько времени прошло, ни о последовательности нахлынувших событий. Однажды утром он проснулся, как после тяжелого сна, и понял, что находится в тюрьме. Подле него сидел хирург гарнизона Порт–Луи. Припоминая все, что с ним случилось, Жорж смутно представлял себе картины происшедшего; как бывает в природе, когда туман окутывает озера, горы и леса и люди едва различают их формы, так теперь Жорж с трудом воскрешал в памяти все до того момента, когда был ранен; он еще помнил, как пришел в Моку, а затем ушел из дома с отцом, но с момента прибытия в Большие леса все представлялось ему неясным, похожим на сон.
Неопровержимая и печальная действительность заключалась в том, что он находился в руках врагов.
Жорж слишком презирал окружающих, чтобы задавать какие–либо вопросы или пользоваться чьими–либо услугами. Поэтому он не мог знать, что произошло на самом деле.
И все же в глубине души он был страшно встревожен. Спасся ли его отец? Любит ли его по–прежнему Сара?
Эти мысли всецело владели им: они сменяли одна другую, как прилив и отлив, и волновали его сердце.
Душевная буря не отразилась на его внешнем облике. Он был хладнокровен и спокоен, бледен, как мраморная статуя. Когда врач нашел, что у раненого достаточно сил, чтобы выдержать допрос, Жорж подтвердил это властям, и на следующий день уже вежливо приветствовал представителей власти, хотя не мог еще встать с постели; с терпением, исполненным достоинства, приподнявшись на локте, он объявил, что готов ответить на все поставленные ему вопросы.
Наши читатели хорошо знают характер Жоржа и не подумают, что у него могла возникнуть мысль отрицать предъявленные ему обвинения. Он отвечал на вопросы с полной правдивостью, объяснив, впрочем, что сейчас он еще слишком слаб и потому не сегодня, а завтра сможет продиктовать секретарю подробную историю заговора.
Предложение показалось весьма заманчивым, и, естественно, чиновники правосудия приняли его.
Поступая так, Жорж ставил перед собой двойную цель: ускорить ход процесса и взять на себя ответственность.
На следующий день чиновники вновь пришли к нему.
Жорж продиктовал обещанные показания, но не назвал имени Лайзы; следователь прервал его, указав, что он не упомянул это имя: ведь смерть Лайзы послужит смягчающим обстоятельством при определении вины преступников.
Только теперь Жорж узнал о смерти Лайзы и о том, как он погиб; до сих пор обо всем этом Жорж имел лишь смутное представление.
Он ни разу не произнес имени своего отца, оно вообще в деле не упоминалось; не было произнесено и имя Сары.