Меж титановых пластин проступали мясистые наросты. Их покрывала ещё совсем тонкая кожа. Всё это месиво пульсировало так, будто эндоскелетом двигал не ток, но жизнь. Безобразная масса, оплетающая демиургическую форму, непрестанно смердела. Некротический смрад пробивался даже сквозь респираторы и фильтры и противогазов.
На мгновение мойре показалось, что её парализовало. При виде подобной биомеханики женщина хотела закрыться, заслониться. Тревожно застучало сердце. Не в силах сдвинуться с места, она беззвучно начинает молиться. Её молитва не содержала имён деми, лишь надежду на спасение.
— Госпожа Кастин! — позвала Пилар бежавшая за ней дозиметристка с измерительным прибором в руке. — Здесь небезопасно. Очень сильно фонит!
Техника согласно трещала.
— Насколько сильно? — совладав с собой, спросила прогнозистка и обернулась.
— Будь я проклят, — ошеломлённо подняв взгляд на титана, вымолвил Михаил и едва не рухнул в снег. Как и всякий, на ком ответственность за жизни других, координатор не смог остаться в стороне. — Что с ним произошло?
— Ну и что вы тут столпились? — раздражённо спросил Фойерк. Не дожидаясь ответа, шёл дальше и подгонял других: — Давайте-давайте! Чем быстрее мы всё сделаем, тем скорее вернёмся обратно.
Опомнившись, Кастин потянулась к нему:
— Тим! — крикнула она. — Стой!
Фойерк, пренебрегая просьбой сослуживицы, решительно идёт дальше и на ходу поднимает рупор. Едва красморовец подходит вплотную, как падает замертво.
— О деми… — вымолвила дозиметристка и выронила измерительный прибор. Стоило тому соприкоснуться с землёй, как треск перешёл в писк, и из динамика пополз дым. — Тим! Тим, что с тобой?!
Едва дозиметристка собралась броситься к диспетчеру, как Пилар крепко схватила её за локоть и рывком притянула к себе. Девушка попыталась вырваться, но вместо этого мойра ещё крепче сжала её руку. В тот момент Кастин поняла, что вернулся вовсе не Константин Вайнат. Прогнозистке не требовались литеры, чтобы озвучить исход:
— Нас больше не существует, — прошептала она. — Мы должны закрыться, на карантин.
— Что? — Дозиметристка исступлённо замерла. — Это ещё почему?
Уже о чём-то догадавшись, Михаил спросил:
— Кас, что случилось? — напряженно. — Кто это?
Она повернулась к коллегам.
— Это Немок, — выдохнув, сказала Пилар.
Эпизод четвёртый
Российская Империя: Тардиградск
Чернозорьский Санкторий им. Каиры Леоне
2-19/995
При вскрытии Тимоти Фойерка выяснилось, что причиной его кончины послужило воспаление лёгких, развившееся на фоне терминальной стадии элегического манифеста — столь стремительное течение болезни было зафиксировано впервые.
Вопреки тому, что элегический фон измерили и признали безопасным, а останки — сожжены, Санкторий перешёл в режим карантина. Все оставшиеся в городе люди тестировались на манифест, сдавали кровь. Лаборатории работали на износ. В анализах, естественно, ничего обнаружить не смогли. Это даже не удивляло. Лекарии и не скрывали, что современной технике неподвластно обнаружить неопределённое число болезней. Им не хватало времени, чтобы обновить методы исследования и диагностики человеческого организма. Окружившие их условия менялись слишком стремительно.
Никто не знал, сколько Немоку требовалось времени, чтобы породить новую болезнь. Какой-либо статистики за период прошлого Восхождения попросту не было; однако истории, что приходили прямиком из Балтийской Республики, несостоявшийся наследник помнил назубок. Самым опасным при контакте — да даже при географической близости — являлось то, что зачастую для выявления новой болезни не существовало инструментов или знаний, позволяющих обнаружить её на начальной стадии.
За ночь умерло ещё несколько человек. Их причины смерти установить так и не удалось: ни вскрытие, ни анализы биоматериалов не дали какого-либо результата. Час за часом обстановка в Санктории накалялась. К делу подключились немногочисленные вестницы — они окурили фиалкой все переходы и залы. Ненадолго всё успокоилось.
По прошествии семи часов АДАМ всё ещё стоял на том же месте. Несмотря на то, что с её стороны более не зафиксировали движения, близость титана оказывала на Тардиградск если не пагубное, то странное Воздействие.
— Мы не остановим его. Если только замедлим, — сообщила координатору Пилар, когда заглянула к тому в кабинет. Никто из них более не возвращался к незавершённой диагностике Марианны. — Когда мы умрём, он двинется дальше.
В это время Михаил пытался связаться с Камнеградом. Несмотря на все его усилия, сделать это так и не получилось — сигнал, вопреки исправности аппаратуры, всякий раз обрывался.
— Принято, — краткий кивок. — Сколько у нас времени?
— Я… Я не знаю… — Кастин качнула головой и дотронулась до раскалённого головной болью лба. — Два дня… Может, два часа.
— Не такого ответа я ждал. — Михаил вздохнул. — Тебе удалось что-нибудь ещё выяснить? Например… Почему он ожил?
Зайдя, Пилар прикрыла за собой дверь.
— Живамиж… Матерь Жизни, — на выдохе ответила мойра, и имя названной деми прозвучало приговором, значение которого было пока неясно. Женщина взяла в руки колоду карт. В сравнении с классической игральной, она была больше размером, а рубашка — однотонная, чёрная. — Вот, видишь?
Кастин выложила на стол рукотворную карту. На ней были начертаны две линии с кругом по центру — его края охватывали каждую из полос.
— Что это? — Монтгомери потянулся к карте, но в последний момент одёрнул руку и отвернулся. — Почему никто раньше не говорил о таких возможностях Живамиж?
— Мы не знали. Мы не могли узнать. Литеру открыли совсем недавно — её ещё даже в системе нет, и диагностика… Ты и без меня знаешь, что она не будет точной, пока не откроют все литеры. Мы стали ближе только на шаг к абсолютному прогнозированию.
Когда мойра ушёл, Михаил вновь попытался связаться с камнеградским подразделением. Оставив стационарный протофон с допуском, юноша сел за компьютер. Написал несколько сообщений. Принялся ждать. Несмотря на разницу с северо-западом в четыре часа, координатор по наивности рассчитывал на скорый ответ.
Оставшееся до рассвета время Монтгомери нервно расхаживал из угла в угол. Внешняя почта молчала. Испугавшись собственного отчаяния, Михаил написал сообщение своей сестре. Как единственной, кому бы он мог доверить свои переживания. Однако впоследствии он стёр всё, кроме: «Техника нестабильна. Сохраняй бдительность и береги себя».
Марианне ни к чему знать о Немоке, решил Михаил. Вскоре он с ужасом обнаружил, что ни одно из сообщений не отправилось. Несмотря на идеальное соединение с сетью, выйти с кем-либо на связь не вышло. На том официальная история Тардиградска подошла к концу.
То, что происходит дальше, с малой вероятностью станет известно.
— Куда ты бежишь? — в коридоре подловила координатора Пилар. — Михаил!
— Я ни с кем не могу связаться, — впопыхах ответил тот. — Надо перезапустить…
Не успела речь воспламениться, как Монтгомери закашлялся. Во рту ясно ощутился металлический привкус крови. Михаил выдернул из нагрудного кармана платок и промочил уголки губ. На шёлке проступили алые разводы.
Издалека тем временем донёсся отчаянный вопль. Немок, заточённый в доспехи Радиоактивного Кардинала, повернул голову. Сделал несколько шагов. Внешние камеры, установленные на окружающих Тардиградск стенах, уловили движение наблюдаемого объекта и подали сигнал на систему оповещения. Тревогой наполнились улицы. Прозвучала она отлично от других — парой чётких ударов, подобных бою в гонг.
Волнение сотрясло нутро погребального костра. На мгновение он стал ярче. Затем — практически погас. Обрушился его бревенчатый каркас. Сквозь пламя прорвалась обугленная рука, а после — ещё одна и ещё. В считанные секунды костёр развалился, и на промёрзшую площадь выбрался отряд ревенантов. Тела их — местами раздробленные, разложившееся — источали дым и пар.