- Думаю, что-то у нас получилось, - сказала она и усмехнулась. На горбоносое лицо её падал отсвет нового дня. -Гибель Германии будет подобна гибели Атлантиды, и она уже началась.
- Послушайте, Лина, я кое-что хочу сказать вам.
- Я не Лина, и вы ничего не хотите сказать мне, вы просто хотите спать, сказала она и вышла из комнаты. Потом Александр заснул, когда он проснулся, был уже вечер, и он забыл абсолютно все, что произошло с ним за эту удивительную ночь.
Глава десятая.
Атон Иванович рассматривал пустоту огромного своего кабинета и пытался осмыслить свое занятие с точки зрения определенной полезности для диалектики.
"Нет правил, нет критериев, та огромная информация, которой мы обладаем, практически не систематизируется. Мы занимаемся тем же, чем занимались средневековые схоластики, они искали точку опоры в каждой философской модели, и каждый раз эта точка оказывалась ложной. Бессмысленные эксперименты, они ничего не приносят. Чудеса при всей кажущейся доступности выполняют какую-то свою одним им понятную роль. Почему это происходит? В чем секрет этой проблемы? За столько лет интенсивного контроля такие ничтожные результаты". На утро была назначена встреча с Милером, которого везли из подмосковного санатория, и Антон Иванович с досадой думал о том, что эта встреча перерастет в малозначительную болтовню. Он придвинул поближе холодный стакан с чаем и закурил. Синие клубы дыма окутали кабинет. "Я знаю немецкий, я так его знаю, как наверное не знаю русский. Я бы мог работать с агентурой, да что там агентура, я бы с языками пошел работать, только бы не заниматься этой хреновиной", - думал Антон Иванович, беда которого заключалась в неполном понимании того, что происходит вокруг него. Его вера в справедливость и любовь к Родине была главным препятствием к успеху и постижению результата. Антона Ивановича оторвал от раздумий заговоривший селектор. Милер был в приемной, и он бросился убирать со стола лишние предметы: машинку для скручивания папирос, табак, бумагу, части разобранного для чистки вальтера и кучу красновато желтых патрон с зелеными ободками. Вошел Миллер. Антон Иванович не видел его несколько недель, за это время лицо и весь внешний облик подопечного существенно изменились. Теперь он уже не выглядел заложником из блокадного города. Осмысленно комфортное выражение лица наводило на мысль о разнообразных полезных продуктах, скормленных ему.
- Как Вы себя чувствуете?
- Я удивлен.
- Чем же?
- Ну как чем? Я живу в отдельном флигеле, три комнаты, терраса, телефон, камин, вокруг сосны и тишина. Обеды! Такие обеды я ел до войны. В Эрмитаже до нашествия была замечательная столовая. Прикрепленные могли ей пользоваться. Там была интересная публика, с ней было приятно сидеть.
- Значит, приятная публика, - переспросил Антон Иванович, раскручивая между большим и указательным пальцем толстый шестигранный карандаш. Миллер ничего не ответил и заговорил сам.
- Ведь я, Вы поймете меня, я занимался столоверчением и гаданием на колоде "Торо", а то, что я делал те серьезные опыты, которые я ставил до революции, они ведь сейчас невозможны, к тому же моя нынешняя религиозность к этому не располагает.
- Вы что же сильно верующий?
- Да, я стал очень, очень религиозен. Перед первой войной, я имею в виду мировую, то есть империалистическую войну, возникла масса разнообразных теософских кругов, в которых ставились очень серьезные эксперименты. Двойное пространство, пространство шара, полюс зла, как эквивалент разрушения и антитеза созидания, я уже не говорю о вызывании усопших различными способами с разными элементами потерь.
- Поясните, пожалуйста, что значит различные элементы потерь?
- Ну, это как бы следующее. Возникающий мир всегда неравен существующему, это так же ясно, как то, что вчерашний день отличается от сегодняшнего. Маг, фигура непростая, очень часто зависимая от обстоятельств, которые связаны с вызовом той или другой формы. Если форма на энергетическом уровне оказывается сильнее самого адепта, то нарушение баланса между живым полем человека и полем вызываемой сущности может быть изменено. Очень многие, вступающие в контакт с закрытым пространством, даже не представляют, какой опасности они подвергают себя. Есть энергетические формы защиты, предохраняющие колдуна от воздействия нематериальной природы, однако мало, кто в полной мере владеет этими знаниями. Со времен Парацельса и Гермеса Трисмегиста формулы эти перетерпели значительные изменения. Переписчики книг, маги, возомнившие себя посланцами дьявола, вся эта разношерстная публика только затемняла процесс. Хотя друиды и халдеи, вызывая к жизни силы потусторонние, пользовались специальными правилами, которые сознательно отвергали любой элемент защиты. Считается, что именно эти ранние цивилизации достигли огромных результатов, так как они опирались на магию, как на стержень всего мироздания. Так вот, потери, мы отклонились от темы. - Миллер поправил на носу очки и внимательно посмотрел на Антона Ивановича, расслабленно вращающего между пальцами толстый карандаш.
- Хотите, я дам Вам хороший совет, - предложил Миллер.
- Дайте.
- Бросьте Вы это занятие.
- Почему же? Меня сюда поставили и я не могу вот так вот взять и все бросить, - сказал он и подумал, что Милер читает мысли, хотя это наверно не так и трудно.
- Дело в том, - продолжал Милер, - что все или почти все занимавшиеся магией плохо закончили свою жизнь. Их преследовали болезни и неудачи, а в конце концов и разочарование в предприятии, которому они посвятили жизнь. Черная магия подчиняет жизнь человека и начинает управлять ею, и в конечном итоге это занятие не приносит ничего, кроме гибели порой очень мучительной и совершенно реальной. Отказываясь от создателя, от благодати его даже на словах, они воздвигают непреодолимую преграду между богом и чернокнижником, которая если и исчезают, то только после смерти последнего. Никогда и никому дьявол ничего не дал. Он даже во временном мире дает только затем, что бы потом отобрать все.
- Мне кажется, что вы не верите в то, что говорите, - заметил Антон Иванович и опустил глаза на зеленую ткань стола.
- Верю, верю, я верю в то, что в юности мы ближе к смерти, чем в наши зрелые года, об этом написал большой русский поэт Осип Мандельштам. Я увлекался этими фокусами на заре этого страшного века, тогда эта зараза с успехом проникала и в купеческие дома, и в салоны аристократии, да вы сами знаете, весь царствующий дом был загипнотизирован разными придурками. У меня были замечательные учителя: Ганецкий, фон Алов, Гарнфельд. Последний хоть и был еврей, а состоял в штабе Врангеля, он застрелился на корабле между Севастополем и Константинополем. Ганецкий со всеми своими знаниями закончил жизнь полотером в польском ресторане, там ему размозжили голову бутылкой. Вы сами, наверное знаете, что неопределенность, предощущение зыбкости в социальных системах с незапамятных времен рождает в людях интерес ко всему необъяснимому. Вспомните средневековые процессы ведьм. Сколько различных обществ и сект возникало тогда в Праге, Берлине, Амстердаме, и каждый раз, словно по невидимой цепочке, идущей от конца одного столетия к концу другого, словно по телефонным проводам передавалось волнение узнать тайну, узнать во что бы то ни стало любой ценой. Зыбкий и тревожный мир в конце столетий подталкивал общество к отказу от привычных форм семьи и морали. А ведь революция - это расплата за те вопросы, на которые магия не дает и не может дать ответа. Вот Вы, Вы ... - Милер сделал паузу. - Вы человек государственный, вы служите строю, который отвергает религию и уж тем более считает предрассудком все предполагаемо - невидимое, волшебное, то, к чему так тянуться люди. Однако вы поняли или Вам приказали, что это надо понять, и Вы стали заниматься систематизацией и учетом всех возможных оккультных моделей. А ведь это то же самое, что остановить луну на небесном своде. Вы не теург, не маг, Вы в принципе не можете обладать элементами тайного знания, Вы канцелярский работник, а волшебство - это не род занятий, это не профессия, это образ существования. Этому нельзя научиться, это должно быть внутри человека, его подсознание должно кипеть, как расплавленная смола, и из этого раскаленного сознания в логическую систему мысли должно попадать то, что человек знает помимо своего желания, помимо слов "хочу" или "не буду". Ложные маги, их большинство, всегда несут окружающим вред. Чему-то все-таки научиться можно, скажем, простейшим вещам, у Вас могут получаться опыты, возможно, что вы даже почувствуете свою приверженность некоторому высшему смыслу, но я знал людей, у которых помутился разум, я знал людей, растративших на обладание этими знаниями гигантские состояния, но еще никому, Вы слышите, никому, чешуйчатый хвост дьявола не нарисовал формулу, используя которую, можно было спастись. Спастись никогда, только погибнуть.