Дочь шаманки
Сказки Черного леса
Далеко тянется Черный лес, ни конца, ни опушки не видно, деревья в нем густо растут, точно шерсть у волка - даже днем темно в нем. Много странных вещей происходит в его дремучем сердце. Бывает, зайдет в него человек, а выйдет уже совсем другим, а что там с ним такого случилось, никто и не знает. Только лес один знает. Знает, да не всякому скажет - только тому, кто попросить сумеет. Придешь к нему с добром, поклонишься в пояс, не пожалеешь белой ленты ему на ветки, он и расскажет тебе свои сказки - о шаманке да о дочке ее, и о принцессе, что к жениху своему ехала, и о клятве твердой, королевской, а заодно и еще одну историю сложит - о тебе, забредшем...
Дочь шаманки
Много разговоров ходит о дочери шаманки - той, что в лесу у серой скалы живет. Да и где ж это видано, чтобы о красивой девушке-то и не говорили. А уж на что хороша дочь шаманки - слов нет, как хороша! Волос черный, блестящий, на солнце каштановым лоснится, кожа белая, нежная, точно не в лесу выросла, а в покоях королевских. А главное, глаза, - серые, как сталь; в глазах - даль туманная, а в ней - и луга, и поля и реки. Все в них есть! Раз глянешь - навек себя потеряешь. Шестнадцати лет не исполнилось девчушке, как стали на нее парни заглядываться. Как придет в город обменять лисьи да собольи шкурки на муку и масло, или орешки кедровые продать, так и начинают облизываться на нее, точно псы на кость. Да так облизываются, что до смешного иногда доходит. Кто ведро выронит, кто соседу на ногу наступит, а кто и вовсе налетит по недоглядке на торговку с яблоками так, что она весь товар свой рассыплет, и потом еще долго вслед клясть будет...
Вот какую дочку вырастила шаманка, красавицу! Как тут не болтать людям! Ну и болтают они - о матери ее, о делах ее темных, о том, как обращаются они обе, мать и дочь, косулями, и по лесам бегают, а потом обратно людьми становятся, но пуще всего - о том, от кого же дочь у шаманки. Кто-то говорит, что, мол, зачала она от самого хозяина леса - того, что днем медведем ходит; другой божится, что видел, как у избушки ее стоял оседланный конь в богатой сбруе - такой, какой в здешних краях ни у кого не было. Много историй ходит, а правды-то никто и не знает. Никто, кроме самой шаманки, да еще двоих - мужчины и женщины, приехавших к порогу ее избушки, сидя на одном коне, в ночь, когда гроза была.
С этой-то грозы все и началось. Вернее, все началось еще раньше, с того сна, что приснился одновременно двоим, но об этом позже. А пока была лишь гроза - холодная, наглая, как всегда в начале осени; не то, что весенний ливень, что целует деревца и травушку, да так, что они просыпаются от его ласк, глазки цветочками открывают, - нет, этой не до поцелуев было: косохлестом драла деревья, бросала листья, - да и то, сначала покрутит, порвет, а потом только бросит на землю или к бревнами избушки припечатает. Все живое в такую грозу прячется куда подальше, одной шаманке все нипочем. Сидит себе на пороге своей избушки - ноги под юбкой расставила, локти на колени положила, зубами белыми трубку с табаком покусывает, да на грозу смотрит. Из трубки дымок поднимается, между дождем сизой ниткой тянется, мундштук в уголке губ лежит, а губы-то алые, спелые, точно вишни, все черточками и точками разрисованы: чтоб словам силу особую давать. Ну да сейчас молчат они, дымком только пахучим дышат, мундштуком резным играются...
Сидит шаманка: дождь на нее капает, ветер волосы трогает: красивые у шаманки волосы - черные, гладкие, точно перья вороньи, - нравятся они ветру, да и кому не нравятся! Не старая ведь еще шаманка - в самом соку, словно яблоко на ветке, да и собой хороша: бедра крутые, стан точеный, грудь высокая, под платьем так и ходит. Только никто не то что на грудь, на башмачки ее взглянуть не смеет - страшно! Когда-то, говорят, были такие смельчаки - в избушку ее по ночам захаживали. Захаживали, захаживали, да и пропали в лесу один за другим - домой не вернулись. А люди в селе потом рассказывали, что видели трех оленей на опушке - стояли, красавцы, да на село все трое глядели. А потом и убежали. С тех пор никто к шаманке в лес и не суется. Разве что по делу - болезнь выжить, духов от ребенка отогнать, а то и приворожить кого. Да и то - придут, получат, что нужно, минуты лишней у молодой шаманки не посидят. Вот и цветет она в глуши, точно цветок тайный, запретный; оттого и деток у нее нет, - некому знания свои и силу передать. А сила-то есть ведь, - большая сила, темная...
Сидит шаманка, - зябко на дворе, мокро, в спину теплом из открытой двери тянет, а она все не уходит - ждет. Совсем уж небо потемнело, грязное стало, низкое, а она сидит, - только глаза в темноте сверкают, круглые, как у кошки. Опасаются люди в эти глаза смотреть... Раз, ударила молния, треском раскатился гром; вспыхнули холодным огнем глаза шаманки и тут же потухли. А из чащи появился конь. Дождь по бокам стекает, на седле двое сидят: впереди мужчина, из-за спины женщина выглядывает. Вышел конь на двор, остановился, стоит. Шаманка трубку от алых губ отняла, дым выпустила: смотрит, кто приехал, сама не шевелится. Тронул мужчина коня, подъехал к порогу, спрыгнул с седла в грязь, - плащ к ногам прилип, с подола вода рекой стекает; сдвинул он капюшон с лица.