Но одно дело сказать, другое - сделать. Все чаще смотрит он на фрейлину пригожую, - каждый день ведь в замке видятся. И чувствует он, что все в нем волноваться начинает от этих встреч. Хочет не оставаться с ней наедине, а ноги так и медлят, когда мимо ее покоев проходит; не думать о ней хочет, а все равно думает - тянется истосковавшееся сердце к ласке, к теплу. Ну а как на жену глянет, так точно кто ножом под ребра пырнет - знает ведь, что никого не будет любить, как ее! Да только молчит она, - умри, кажется, он у нее на глазах, она и головы не повернет. А тут девушка живая, любит его, детей ему родить может... Запутался, в общем, бедняга. Да, видать, чему быть, тому не миновать. Как-то раз зашел он вечерком к жене, а ее и нет в комнате, только та самая фрейлина и сидит. Как увидела короля, поднялась со стульчика своего, вежливенько так говорит:
- Ее служанки гулять в сад повели - нескоро будут.
Стоит король, не знает, что делать - то ли уйти, то ли подождать. Решил подождать. Сел на стул, к спинке не облокачивается - шрам на плече болит. Ну, сидит себе, ждет, а сам все на девушку посматривает. А она стоит у окошка, глазки опустила, - видно, как ресницы дрожат, - смутилась его. И хорошенькая ведь такая вся. Не выдержал король, подошел к ней, без слов за плечи обнял и давай целовать. Потянулась она к нему, точно цветок к воде. Глаза живые, губы теплые, мягкие... Схватил король ее, тут же на кровать повалил; раздеть пытается, а она сама шнурочки на платье развязывает, и ему одежду снять помогает, по рукам голым его гладит. Смешалось все у короля в голове, кровь по телу мечется, с ног до макушки жаром обдает. А она лежит себе под ним, живая такая, подвижная; так и вьется вокруг него, точно лоза, так и льнет, глазки карие ресницами закрывает. Ну как такую не целовать! Вот и целует он ее, коленки ей под платьем щупает, а у самого аж в глазах темнеет. Да и что тут такого: три года без любви и ласки прожил, с куклой красивой заместо жены, - тут у кого хочешь в глазах темно станет! А оно ведь чем дальше-то, тем темнее становится: почувствовал он, как она ножки врозь ведет, чтоб ему с ней удобнее было, сердце в нем так и заколотилось, - чуть из груди не выскакивает! Прижал он нее к простыням, коленями ноги ей еще больше раздвигает, а она и не упрямится - обняла его ласково, ручкой плеча его коснулась. Легонько вроде коснулась, а ему вдруг до того больно стало - чуть не взвыл. Повернул голову, глядь на плечо себе: а шрам-то на нем надорванный, а из него кровь струйкой течет! Отрезвел вмиг король, отскочил от девушки, словно его кто кулаком в грудь двинул.
- Не могу я так! - кричит. - Нравишься ты мне, сама видишь, да только ничего у нас не получится. Не могу я сейчас женой тебя своей сделать - есть ведь у меня жена! Что, как еще вернется к ней душа? Я ж в тот же миг все брошу, в ноги ей упаду, башмачки ее целовать стану. Что с тобой тогда будет? До смерти ведь себя ненавидеть буду, что тебя зазря погубил. И любовницей тебя не хочу - не заслуживаешь такой обиды! Ты ведь мне себя отдашь, а я все о ней думать буду. Ну а как ребенок у тебя случится, что мне его, за чужого считать? Это что же за отец такой, что сыну родному имени своего жалеет! Нет, не хочу я чтоб так, наполовину. Пока не узнаю наверняка, что нет в ней больше жизни, не прикоснусь к другой!
Ничего не сказала ему красавица, только вздохнула тихонько, поднялась с кровати, платье поправила да и прочь вышла. А назавтра уехала из дворца, чтоб не мучить его, перед глазами не маячить. А королю совсем темно стало - хоть терпи, хоть вешайся...
Вот такая история была - никуда от нее не денешься. И стыдно так королю перед женой, что слова своего чуть не нарушил, другую на ее постели обнимал, да только теперь он перед ней в любой вине виниться бы гаразд! Одна беда - не перед кем ему в грехах своих каяться, не у кого прощения просить; сколько не ходил он по замку, даже следа жениного не нашел, точно растворилась она. Год, кажется, уже ходит, а все без толку - один он тут из живых. Ну, думает, пора, наверное, уходить. Стал он выход искать. Повернул в коридорчик маленький, глядь - а там снова чучело кабанье! Не голова уже одна, а целый секач на четырех лапах стоит, голову наклонил, точно бежать собирается. Хоть и видел уже похожее король, все равно пот на лбу выступил: надо же такие чучела страшные расставлять! Только детей да девушек пугать... А кабан-то будто понял его мысль: показалось вдруг королю, что глазом моргнул зверь! Вздрогнул он, - померещилось, что ли? - ближе к чучелу подошел. А оно возьми да и снова будто моргни. Что за обман! - думает король. - Не напугаешь меня таким! Прямо к зверю подступил, руку тянет, чтоб схватить, пощупать, а чучело-то и растаяло! Вскинул голову король, смотрит: и замок весь тает, даром что каменный. Сереют стены, прозрачные становятся, через них солнце пробиваться начинает.