Поднял на нее взгляд король - глаза как свинец тяжелыми стали.
- Были бы стены родными, так и на выгон не захочется. А ты о том не думай, дело свое делай. Я все знать хочу! А если не понравится мне знание, с тебя не спрошу, не бойся.
Смешной король - думает, шаманка бояться чего станет! Выдохнула она дымом, тихо, в нос, засмеялась.
- Будь по-твоему... Да только я еще одно скажу: что как нет в ней никакой души, что как умерла она от горя, только тело одно и осталось. Что тогда делать станешь? Бросишь ее, другую возьмешь, на трон рядом с собой посадишь? Станет ли сил на такое, а? Уверен ты, что с другой жить сможешь? Может, лучше уйти тебе теперь подобру-поздорову, да и не знать ничего. Как думаешь?
Совсем потемнели глаза короля, - как ночь черными стали, уж и лучиков в них не видно. И голос темный стал, глухой. Сказал, как обухом огрел:
- Я хочу знать!
- Воля твоя... - ответила ему шаманка, да и не смотрела на него больше.
Вместо этого к королеве подошла, подняла ее за плечи, на середину избы вывела, на пол посадила: готовится к делу своему темному. Сел король в уголке, смотрит на нее, не шевельнется: как никак, судьба его решается! А шаманка-то его не гонит, не замечает даже. Уголь из очага выбрала, круг вокруг королевы очертила, потом надела кафтан до пят весь бисером вышитый, перьями да пластинками железными украшенный, бахромой подшитый, да еще на голову убор - вроде шапочки красивой из кожи. Бахрома с нее свисает, ей глаза закрывает: нельзя живым в глаза шаману смотреть, когда душа его в путешествие пошла - опасно это. Одела шаманка все это, на себя непохожа стала. А король все смотрит, то на нее, то на королеву, а в глазах точно море серое колышется: волнуется муж за жену свою. Пуще волноваться стал, как поднесла ей колдунья снадобье какое-то в кружке. Вскочил он, подбежал, за руку шаманку схватил.
- Чем ты ее поишь?!
Та лицо к нему подняла, сама из кружки отпила.
- Камлать буду - духов соберу да пойду душу ее искать, на разговор вызывать. Из тела обе выйдем, а там, глядишь, душами и встретимся. Для этого зелье и нужно, чтоб душу из тела высвободить. Если есть, конечно, в нем душа...
Отпустил ее король, на место вернулся, а шаманка питье королеве к губам поднесла. Та послушалась, выпила. Шаманка к королю повернулась, глаза из-под бахромы сверкнули.
- Что бы ни увидел, сиди и молчи, - предупредила. - И не вздумай мешать мне - лучше уж сразу жену свою убей. Помешаешь, душа ее потеряться может, духи ее замучают, на кусочки разорвут. Понял?
Король задрожал весь, кивнул шаманке, - понял, мол, - а сам сидит ни жив ни мертв. И страшно ему за жену любимую, и хочется душу ее спасти...
Ну а шаманка уже и готова. Взяла бубен, колотушку, села на пол напротив королевы. Посидела так немного, потом начала петь тихонько и в бубен ударять, - сначала редко ударяла, и пела так с придыханием, со всхлипами. Потом чуть скорее ударять стала и петь громче. Пела-пела, затем на ноги поднялась, пританцовывать стала, не сходя с места. Смотрит на нее король во все глаза, язык себе прикусил, чтоб вдруг не сказать чего. На жену вдруг свою взглянул, что в круге сидела, а жена-то его тоже качается, точно танцует с шаманкой вместе! И подпевает еще что-то, - глазки закрыла и подпевает. Короля так холодный пот и прошиб: странно голос ее слышать после того, как четыре года молчала! Так пели они и качались вместе, точно две ракиты над водой, - стучит шаманка в бубен, королева в такт головкой красивой качает, поет колдунья, а та ей подпевает. Чувствует король, у самого в теле бубен отзывается, точно сердце из груди тащит, а вокруг по избе словно тени пробегают. Так и шныряют, окаянные, вокруг шаманки! Дрожит король, на лавке сидит, - страшно все это ему, непонятно, да наказ шаманки не нарушает.
С полчаса так прошло, напелась, наконец, шаманка, отпустила духов... Тише всхлипывать стала, бахрома на шапочке уже не так качается. И королева тоже с ней притихла, - головой поникла, в пол смотрит. Отлегло у короля от сердца: видит, что не принесли вреда его радости... А шаманка тем временем совсем затихла, на пол села, точно устала; хочется королю к ней подойти, все разузнать, да ждет он, не мешает колдунье, а самого вопрос на языке так и вертится. Ну, дождался он: пошевелилась шаманка, шапочку с бахромой с головы стянула, а лицо аж мокрое от пота! Попыталась она с полу подняться, да как зашаталась вся - король еле подхватить ее успел. Ведет ее на лавку, а больше не ведет, а несет. Усадил, воды из кувшина налил, подал, глядит на нее с тревогой, а в глазах - один вопрос. Не выдержал он, спрашивает: