Хидеки встал и подбросил в костер еще несколько вещей. В колышущемся свете пламени он не мог определить, что из вещей ему знакомо, какие вкусы, какой стиль одежды были у Шидзуко. Должен же он вспомнить хотя бы одно ее платье, одно ожерелье. Кажется, она предпочитала голубое и зеленое — цвета воды. Но ничего определенного не вспоминалось. Если не считать первых недолгих лет их брака, он в домашних стенах проводил мало времени. Если бы они развелись, может, она бы и не покончила с собой? Пожалуй... Но, с другой стороны, развод — позорное клеймо, да и в практическом отношении не лучший выход. Юки как единственный ребенок в семье осталась бы с ним — и у нее возникли бы те же проблемы с отцом и с мачехой. Сейчас Хидеки силился понять: бывали в его отношениях с Юки хотя бы краткие периоды, когда их связывали близость, понимание, любовь. Еще задолго до смерти Шидзуко дочка казалась Хидеки тихим, несколько странным ребенком, хотя окружающие считали ее веселой и очень приятной девочкой. Отец невольно сторонился ее, предпочитал общаться с ней поменьше. Мысли о Юки в последние годы вызывали у него чувство запоздалой вины. Ведь дочка считала его виновным в несчастной жизни матери, а позже — и в ее трагической смерти. Потом он стал виновным в том, что вторично женился, а Юки держал подальше от родни Шидзуко, по настоянию Ханаэ. Как считала его новая жена, если девочка будет часто видеться с его бывшей тещей, бывшим тестем и другими родственниками матери, возникнут кривотолки: все вокруг подумают, что он таким образом заглаживает свою вину в смерти первой жены. Довел, дескать, ее до самоубийства, а сейчас прикидывается добреньким.
Чувство вины — из разряда эмоций, совершенно бесполезных, подбадривал себя Хидеки. И все же число сделок с совестью, на которые он шел, показалось ему бесконечным. А вот сейчас он сжигает то, что перешло к Юки по наследству от матери — одежду Шидзуко и вещи, которые она хранила, — чтобы изжить в себе это бесполезное и удручающее чувство вины. У него нет другого выхода, оправдывал себя Хидеки, он вынужден жить с Ханаэ в мире и согласии. Он не из тех, кому наплевать на мнение окружающих. Всем известно: его первая жена покончила с собой. В этом есть что- то подозрительное. После смерти Шидзуко ему пришлось набраться мужества, чтобы как ни в чем не бывало продолжать трудиться в своей фирме, хотя некоторые из его коллег были уверены, что он подаст в отставку. А сейчас, если Ханаэ оставит его, ему крышка, он станет изгоем в обществе. Когда случилась трагедия, некоторые ему даже сочувствовали: не повезло человеку — женился на женщине с неуравновешенной психикой. Кто же мог подумать, что довел ее до самоубийства именно он. Однако теперь, если Ханаэ подаст на развод, Хидеки в общественном мнении из жертвы превратится в домашнего тирана. Разумеется, ему придется оставить свой довольно высокий пост: человек, который дважды не смог наладить нормальную семейную жизнь, не имеет права руководить коллективом. И еще один важный момент: Ханаэ любит его. Как сказала она однажды, она влюбилась в него с первого взгляда, когда впервые появилась в его офисе в качестве нового секретаря. Это произошло более пятнадцати лет назад, Ханаэ было тогда всего двадцать два. И она не переставала любить его все эти годы, пока он не овдовел, и они смогли пожениться. За такую любовь и преданность надо платить.
Когда Хидеки открыл последнюю коробку, его пальцы наткнулись на что-то твердое — большой блокнот. Синяя картонная обложка показалась ему знакомой. При неровном свете костра он стал рассматривать находку. И узнал: блокнот оказался альбомом для рисования, принадлежавшим Шидзуко когда-то давно. Еще до их женитьбы, когда он лежал в больнице с туберкулезом, она частенько сидела около его постели и, беседуя с ним, делала в этом альбоме наброски для акварели.
От жара, исходившего от костра, лицо Хидеки горело. Его бросило в пот. Он выпрямился, высыпал в огонь остальное содержимое коробки и отступил на несколько шагов. Не успев еще открыть альбом, он вдруг четко представил лицо Шидзуко после смерти. Оно было почти умиротворенным — словно забыто недостойное поведение мужа, и все ему прощено. Действительно ли она его простила? Предсмертную записку Шидзуко не оставила — нашли только записку, адресованную дочери. Ее Юки отцу не показала. Вот так — ни слова, полное молчание. Обливаясь потом, Хидеки поднял голову вверх, к весеннему небу, дышащему вечным покоем.