Юки подошла к автомобилю и постучала в окно. Мать, увидев ее, улыбнулась, мужчина заглушил двигатель, и они вышли из машины.
— Как прошла ваша встреча? — спросила Юки, взяв маму за руку.
— От души повеселились! Юки, познакомься — это мой старый друг, господин Кимура. Мы вместе учились в школе. Он любезно подвез меня домой.
Господин Кимура протянул руку.
— Привет! — сказал он, когда они обменивались рукопожатием. — Очень рад с тобой познакомиться, — улыбнувшись, он пристально всмотрелся в лицо Юки.
Она улыбнулась в ответ.
— Ну, а как ты провела время? — поинтересовалась мать.
— Так себе, — пожала плечами Юки. — Госпожа Ширакава стала перед моим носом менять пеленки своему малышу. Я застеснялась и убежала в другую комнату.
— С тобой не соскучишься! — засмеялась мать. — Ты обедала?
— Нет. Сказала им, что у меня нет аппетита.
— Почему?
— Госпожа Ширакава сварила суп с устрицами, а я подумала: вдруг она побросала их в кастрюлю еще живыми. Она говорила, что вымачивала их в воде целый день, чтобы они выплюнули весь песок, который съели до того, как их поймали.
— И ты решила увильнуть от обеда? Не очень-то вежливо.
— Почему? Я не стала бы есть живых устриц ни в чьем доме, а госпожа Ширакава здесь не при чем. Я не думала ей грубить. Она хорошая, добрая.
Мать и господин Кимура переглянулись — они с трудом сдержали смех.
— А вы тоже считаете, что я поступила невежливо? — спросила его Юки.
— Нет, я бы тоже, наверное, не стал есть суп с устрицами.
— Вот видишь, мама! Ладно, побегу домой. Сделаю себе сэндвич с сыром и помидорами. А тебе сделать?
— Нет, спасибо. У нас был обед.
— А вы? — обратилась Юки к господину Кимуре. — Вам сделать сэндвич?
— Нет, я тоже обедал, спасибо.
Мать Юки, взглянув на своего бывшего одноклассника, секунду поколебалась и продолжила:
— Может, зайдешь к нам — попьем вместе чаю?
— Я бы с удовольствием, но неудобно беспокоить в субботний вечер твоего мужа.
— Мужа нет дома, — сказала Шидзуко.
— И придет он очень поздно, — добавила Юки.
Все трое молча направились к дому.
— Так ты, значит, уже в четвертом классе? — обратился господин Кимура к Юки, когда они уселись за кухонным столом.
Не отрываясь от сэндвича, она кивнула.
Кимура улыбнулся. Шидзуко налила ему чаю.
— Когда мы с твоей мамой учились в четвертом классе, на утренней классной линейке мы всегда стояли рядом, потому что были самыми маленькими.
— Неужели? — удивилась Юки. Даже сидя, господин Кимура возвышался над столом и имел весьма внушительный вид.
— С тех пор я успел подрасти, — засмеялся он, переглянувшись с Шидзуко. — Да, так вот: в четвертом классе твоя мама втянула меня в одну не очень веселую историю. Это было незадолго до начала войны. Уже пошли разговоры о том, что наша армия скоро оккупирует Китай. Директор школы произнес речь о величии нашей империи и показал фото императора. Мы должны были подобострастно закрыть глаза и поклониться его портрету. Учителя говорили нам, что император — настолько священная особа, что, взглянув на его портрет, мы можем ослепнуть. Но Шидзуко, конечно не верила этим россказням. Как-то раз она, мало того, что и не подумала закрыть глаза, посмотрев на портрет императора, но еще толкнула меня в бок и громко сказала: «Взгляни, какой у него смешной нос». Все вокруг слышали ее слова и ждали: осмелюсь ли я посмотреть на императора.
— Ну и что? — заинтересовалась Юки. — Вы тоже на него поглядели?
— Нет! В отличие от твоей мамы я оказался трусом, побоялся ослепнуть.
— Дело не в том, что я была такой уж храброй, — возразила Шидзуко. — Я просто поняла, что учителя нам врут. Этот портрет сделал обычный профессионал, а может, и фотолюбитель. Он же не ослеп — и проявлял пленку, и печатал. Вот я и захотела проверить на себе: ослепну или нет? Взглянула на фото — и все в порядке, лишь увидела, что наш император — самый обычный человек, только нос у него смешной — такой острый. И лицо, честно говоря, довольно глупое.
Господин Кимура повернулся к Шидзуко.
— Я вспомнил о тебе как раз в тот день, когда окончилась война. Император тогда обратился к народу по радио и сказал, что он всего лишь обычный смертный, и мы были неправы, когда обожествляли его. Тогда я учился уже в средней школе и скептически воспринимал то, что нам пытались вдолбить в головы.