Хидеки промолчал. Когда заходил разговор о его первой жене Шидзуко, Ханаэ никогда не произносила ее имени, и эта ханжеская манера его коробила.
— Если бы Юки нужны были эти вещи, она бы их забрала, — сказала Ханаэ.
— Не уверен, — Хидеки стоял с «дипломатом» в руках, не зная, куда его поставить, — все кругом было чем-то занято. — Может, она не взяла эти коробки потому только, что их негде будет разместить. Судя по адресу, она живет в одной из меблированных комнат, там, наверное, и так тесно. Да, у нее могло попросту не хватить денег, чтобы отправить вещи багажом. Теперь она, наверное, будет едва сводить концы с концами, но потом... Возможно позже, когда все утрясется, она захочет, чтобы мы отправили ей эти вещи.
Ханаэ резко повернулась к нему.
— Послушай, не доводи меня! Ты совершенно не занимался ее воспитанием. Ты позволил ей уехать и не знаешь даже, где она будет жить и на какие шиши. Ее судьба меня не слишком волнует. Эта эгоистичная особа прорвется. Но что подумают наши соседи? Они, разумеется, будут судачить: злая мачеха выгнала из дома бедную падчерицу! Она действительно уехала ни с того, ни с сего. Можно сказать, сбежала, не посвятив нас в свои планы. А когда все узнают, что она даже не навещает нас, навешают собак на меня одну!
Хидеки, поставив «дипломат» на пол, протянул руку, чтобы успокоить жену, но она отстранилась и натужно засмеялась:
— Она так обставила свой отъезд, что дураку понятно: она никогда нам не напишет и ни о чем не попросит. Не удивлюсь, если ты ничего не услышишь о ней. Разве что сообщит через четыре года, что окончила колледж и уезжает куда-то еще. Или что выходит замуж. А может, и про это не узнаешь.
Хидеки еще раз вспомнил утро, когда уезжала дочь. Спустившись в кухню, когда они с женой завтракали, стоя в дверях с чемоданом в руке, она заявила:
— Я оставила свой адрес возле телефонного аппарата на тот случай, если вам понадобится со мной связаться. Но если ничего важного у вас не произойдет, можете мне не писать. Думаю, я тоже писать не буду.
Хидеки не нашелся, как ответить на этот агрессивный выпад. Ханаэ, отложив палочки для еды, уставилась на падчерицу, угрожающе выпятив нижнюю челюсть. Даже зубы заскрежетали. Юки была бледна.
— Я вызову такси, оно довезет меня до вокзала. Скорее всего, я никогда не вернусь в этот дом.
Юки вышла. Хидеки слышал, как она в коридоре звонит по телефону в службу такси и диктует адрес. Вскоре входная дверь захлопнулась. И все. Конец. Дочь уехала.
Ханаэ снова принялась резать овощи.
— Я хотела тебя попросить, чтобы ты сжег эти коробки. Мусоровоз приедет лишь в начале следующей недели. За это время соседские дети все разбросают, а их родители будут ругать нас. — Ханаэ говорила уже вполне спокойно.
Почувствовав давящую боль в шее, Хидеки покрутил головой. В шее что-то хрустнуло. Этого еще не хватало. Он снова и снова пытался проанализировать, какие чувства вызвал в нем неожиданный отъезд дочери. Поначалу, пожалуй, это было чувство облегчения, но оно быстро сменилось досадой и ощущением своей вины. Да, вины, думал он сейчас. Ему было немного стыдно за то, что отъезд Юки он воспринял в конечном счете с радостью. Больше не будет ссор и споров с Ханаэ — если, конечно, она теперь, в отсутствии ненавистной падчерицы, не возьмется за него самого.
— Когда нужно сжечь эти коробки? Прямо сейчас?
— Ну, зачем такая спешка? — Ханаэ наполнила водой чайник и поставила его на плиту. —
Ужин будет готов через час. Пока можешь попить чаю. Сейчас закипит. А чего ты стоишь? Сядь, отдохни: устал на работе. Если будешь чувствовать себя нормально, сожжешь коробки после ужина, — Ханаэ даже расплылась в улыбке. — Ты меня очень выручишь, если сожжешь их сегодня же вечером.
Огонь постепенно занимался. Хидеки сидел на корточках перед грудой коробок, сваленных на заднем дворе, и следил за тем, как маленькие язычки пламени вырываются из комков газет, которыми он растапливал костер. Солнце уже зашло. Коробки горели медленно — после вчерашнего дождя земля была сырая. Да и весь март был сырой. Еще неделя, подумал Хидеки, и — апрель, начнется новый учебный год в колледже Юки. Продолжая смотреть на огонь, Хидеки перебирал в памяти недавние события. Вечера выпускников средних школ прошли в середине марта. Его с Ханаэ на свой вечер Юки не пригласила, и они не набивались. Ханаэ, правда, как всегда негодовала: хороши родители, скажут люди: даже не пришли на такое торжественное мероприятие. Все будут жалеть Юки: ведь я всего лишь мачеха, а не родная мать. Ханаэ надеялась, что муж вмешается и будет настаивать, чтобы Юки их все-таки пригласила. Но Хидеки, как всегда, уклонился — знал, что