— Немножко, — откровенно созналась она, — и спать хочется смертельно. Покойной ночи, — пожелала она ему через несколько минут, с наслаждением вытягиваясь под теплым одеялом. Однако через четверть часа она снова окликнула своего хозяина. — Послушайте, вы еще не спите?
— Нет, — глухо прозвучал его голос из-за печки. — В чем дело?
— Вы накололи лучинок?
— Лучинок? — переспросил он сонным голосом. — Каких лучинок?
— Чтобы развести утром огонь, разумеется. Встаньте-ка и наколите.
Он беспрекословно повиновался, но прежде чем он успел справиться с этим делом, она заснула.
Когда Фрона открыла глаза, в воздухе стоял уже аромат неизменной свинины. Наступил день, и с ним утихла буря. Омытое солнце заливало радостным сиянием затопленный дождем пейзаж и заглядывало внутрь палатки через широко раскрытые полы. Повсюду уже кипела работа, и группы людей проходили мимо с тюками на спинах. Фрона повернулась на бок. Завтрак был уже готов, и хозяин ее, поставив грудинку и жареную картошку в печку, подпирал в этот момент двумя поленьями ее открытые дверцы.
— С добрым утром, — приветствовала она его.
— И вас также, — ответил он, поднимаясь на ноги и берясь за ведро. — Я не спрашиваю, хорошо ли вы спали, потому что уверен в этом.
Фрона рассмеялась.
— Я пойду за водой, — продолжал он, — и надеюсь, что к моему возвращению вы будете уже готовы к завтраку.
После завтрака, греясь на солнце, Фрона издали увидела на дороге знакомую группу людей, огибавших ледник со стороны озера Кратер. Она захлопала в ладоши.
— А вот мои вещи и с ними Дэл Бишоп. Воображаю, как он сконфужен своей неудачей. — Затем, обернувшись к молодому человеку и вскидывая на плечи свой дорожный мешок и фотографический аппарат, она сказала: — Итак, мне остается только попрощаться с вами и поблагодарить вас за любезность.
— О, не стоит, не стоит. Пожалуйста, не благодарите. Я сделал бы то же самое для всякой…
— Опереточной звезды.
Он с упреком посмотрел на нее.
— Я не знаю, как вас зовут, и не хочу даже спрашивать вас об этом.
— Ну, я не так скромна: я знаю, как вас зовут, мистер Вэнс Корлис! Я прочла ваше имя на пароходных ярлыках, разумеется, — пояснила она. — И буду очень рада, если вы навестите меня, когда будете в Даусоне. Меня зовут Фрона Уэлз. До свидания.
— Так Джекоб Уэлз ваш отец? — крикнул он вдогонку Фроне, которая легким шагом опускалась к тропе.
Она обернулась и утвердительно кивнула головой.
Дэл Бишоп не только не был сконфужен, но даже, как оказалось, нисколько не беспокоился о ней. Уэлзы никогда и нигде не пропадут, утешал он себя, укладываясь спать накануне вечером. Но все же он был зол, как черт, сказал он сам.
— Здравствуйте, — приветствовал он Фрону. — По лицу видно, что вы прекрасно провели эту ночь, а все по моей милости.
— Вы очень беспокоились обо мне? — спросила она.
— Беспокоился? О дочери Уэлза? Кто? Я? Ни капельки. Я был чересчур занят тем, чтобы выложить начистоту озеру Кратер, какого я о нем мнения. Не люблю я воду, вы это знаете. Она всегда норовит сыграть со мною какую-нибудь дурацкую штуку. Впрочем, я, конечно, совсем не боюсь ее. Эй вы, ребята! — крикнул он индейцам. — Наддайте пару! Нам нужно добраться к полудню до озера Линдерман.
«Фрона Уэлз», — повторял про себя Вэнс Корлис.
Все это происшествие казалось ему сном, и, чтобы рассеять свои сомнения, он еще раз обернулся и посмотрел вслед ее удаляющейся фигуре. Дэл Бишоп и индейцы уже скрылись из виду за выступом скалы. Фрона как раз огибала ее подножие. Солнце ярко освещало ее, и фигура ее отчетливо вырисовывалась в золотом сиянии на фоне сумрачных скал. Она махнула ему на прощание своим альпенштоком, обогнула утес и исчезла из виду. А Корлис, сняв шапку, все еще смотрел ей вслед.
Глава V
Положение, которое занимал Джекоб Уэлз, никак нельзя было бы назвать естественным. Он был торговцем-гигантом в стране, не знающей торговли, и, будучи сам зрелым продуктом девятнадцатого века, процветал в обществе, весьма близком по культурному уровню к вандалам. Став крупнейшим промышленником и могущественным монополистом, он господствовал над сборищем самых независимых людей из всех, когда-либо стекавшихся в одно место с четырех концов земного шара. И, тем не менее, это был самый обыкновенный человек. Воздух земли впервые ворвался в его легкие среди прерий на берегах Лаплаты. Над головой его сияла синева небес, а зеленая трава ласково прижималась к его нежному обнаженному тельцу. Первое, что он увидел, были нерасседланные лошади, с удивлением созерцавшие это чудо. Ибо его отец-траппер только что перед этим свернул с дороги, чтобы дать жене спокойно разрешиться от бремени. Через час-другой оба они — вернее, все трое — были уже в седле и догоняли своих товарищей трапперов. Родители ребенка не отказались от охоты и не потеряли даром времени; утром мать его уже готовила завтрак над походным костром и до заката не сходила с лошади, проделав за этот день пятьдесят миль верхом.