Он насупился. Молчали долго. Наконец, дядя бросил потухший окурок.
— Давай домой.
— Не-е… — Верка отстранилась от него.
— Что за фокусы? — Николай Иванович начал сердиться. — Я тете ничего не скажу, если хочешь. Потом, как будто ничего не было, напишем вместе Петру Шереметьеву. Хороший он человек. Правда, ты поднапутала… Ну, договорились, так?
— Не так.
— Объяснись же тогда! Что «не так»?
— Я написала и… И все равно бы написала тогда, вы это знайте, — сбивчиво твердила свое Верка. — Ваше право, дядечка, отказаться от меня. А я такая.
— Отказался я уши тебе надрать, пусть с тебя и этого будет довольно, — досадливо буркнул Николай Иванович сердясь. — Ишь, выдумала: отказаться от нее! Бросить! Пробросаешься… — Сутулясь, он шабаршил в кармане спичками, искал папиросы. — Обидно, что ты скрытничала… верно, обидно! А что ты там, в письме, напутала, ну, бывает. Со своими чего не бывает?
Она близко видела его лицо, родное до последней морщинки на седых висках. Глубокие морщины, резкие. Такие резкие, что сделалось Верке вдруг не по себе, и что-то горячее нахлынуло волной, затопило ее всю. Всю-всю — и дышать стало горячо и больно.
— Вы все для меня, а я? — больше ничего Верка не могла выговорить. Ни слова.
И к чему слова? Вовсе даже ни к чему, когда рядом березы. Березы, березы… Они отзывчивые, все понимают.
Цвикнула где-то в вершине птичка, устроившаяся в ветвях на ночь. Слышно, как она перебрала цепкими лапками — наверно, ищет сучок поудобнее.
Березы окунулись вершинами в ночную синь, спят.
И деревня Светлый Двор, богатая березами, посмотри, засыпает, гаснут по избам огни.
Деревня, в которой заборов в помине нет, и дела ее людей все на виду…
— А я помню, как мы у моря жили… Хорошо было! К морю бы и надо было уехать, не в деревню. Вы у моря, дядечка, такой необыкновенный были…
Николай Иванович потрепал ее по узкому плечу:
— Это ты, знаешь, лишнее! Какой я необыкновенный? Так, знаешь, простяк. Воевал, знаешь, потом работал. Опять воевал, снова работал, — он вздохнул. — А все у моря жить… Не выйдет. Скучно! У человека, Веруська, должно быть три жизни, ты помни это. Одна — ясно какая. М-м-м, короткая! Кажись, вчера ее и начинал, жизнь эту! Седой вот, то болит, это болит… Не заметил ведь, как первую жизнь прожил! Вторая жизнь зато большая, огромная — это дело, которому служишь. Дело нас переживет! А третья, Веруська, жизнь у человека — в тех, кому он дело оставляет. Несите его, как мы в свое время несли и не сгибались! Где мы, поколение наше, кровь в боях за власть проливали, там заводы, понимаешь, дымят, города новые стоят, плотины, понимаешь, реки перегородили… А мало, мало этого, если после себя и человека-то не оставишь!
Он говорил тихо, словно про себя поверял свои мысли.
Потом как бы спохватившись, посмотрел на Верку вприщур:
— А ты говоришь: к морю! Идем-ка, в самом деле, домой: тетя, наверное, заждалась.
— Я понимаю, — свела Верка брови, задумавшись.
— И я вроде бы понимаю, — встал дядя. — Мало тебе времени уделяю. То, понимаешь, одно, то другое, — хоть разорвись! На пенсию вышел, и то времени никак не хватает.
Он потер подбородок, огляделся:
— А местечко у тебя… м-м! Березы! Ты когда-нибудь меня с собой сюда возьми, ладно? Посидим, знаешь, помолчим, помечтаем….
— Ладно, — Верка с трудом проглотила жгучий комок, застревавший в горле. — Обязательно, дядечка.
— Что же до моря, то мы еще там побываем! Славно там рыбачилось, а?
И они пошли вместе, и Николай Иванович держал Верку за руку.
И было с ним Верке хорошо и просто, как хорошо было с ним в незабываемые дни у моря, когда жили они в палатке, ловили камбалу и ершей на переметы и встречали, сидя на камнях, пахнущих водорослями, восходы солнца…
Глава XIV. Племенное ядро
Минерва — богиня мудрости. Из древнего Рима. Ахиллес — герой. Тоже древний, греческий. Самый что ни на есть непобедимый. Уязвимый лишь в пятку.
Но при чем какие-то богини, герои? К тому же древние, из мифов!
Не воображайте, что легко искать клички телятам, когда на фермах отел. Что ни день — подавай новые! Зайдите в коровник — там над стойлами прибиты бирки с указанием, какая корова стоит, сколько молока дает. И каких только кличек не прочтете на тех бирках: Хористка, Упаковка, Послушница, Ранняя, Дождинка, Упрямая, Балерина, Смородинка, Леда… Стоп! Вот кличка Леда тоже из мифов!