Родион Иванович распушил усы и забарабанил пальцами по столу.
— Горишь, значит? Так-так… Только дело твое не выгорит.
— Как? — подскочила Верка. — Инициативу… как ее?.. Глушите? Рядовых не поддерживаете?
— Именно глушим, именно не поддерживаем. Точка! Ты свободна.
Пришел кладовщик. Верка уступила ему место. Села в уголок. Что делать дальше? В голове пусто, ничего не придумывается. Хлопотать — это ведь не просто.
— В «Красный пахарь» ездил? — спросил Потапов кладовщика. «Красный пахарь» — ближний сосед «Гвардейца».
— Сейчас оттуда, — кивнул кладовщик. — Наживаются на нашей беде! Требуют за кило триста граммов сена кило зерна. Дорого!
— Будем покупать! Скота полные фермы, а кормить нечем… Завтра же отряди людей, — распорядился Потапов озабоченно. — Надо успеть до окончательной распутицы вывезти сено. Утром, по черепку, как приморозит, еще ничего, в полдень же вовсе дорога пропадает. Ступай, не задерживайся. Дорого?.. Дорого нам весна обойдется! По своей нерасторопности убытки несем. Впредь летом станем лучше работать. Так и передай тем, кто претензии будет высказывать о дороговизне сена!
На тумбочке — радиоприемник. Его антенна — под потолком.
За спиной Потапова висит телефонный аппарат. Прежде чем говорить по нему, надо покрутить ручку.
Оклеены стены плакатами. На синем рассказывалось, как делать искусственное дыхание утопленникам. Верка занялась искусственным дыханием, а от волнения ничего не получалось: она погибала на сухом берегу!.. Зеленый плакат призывал уничтожать колорадского жука. Жуки были нарисованы жирные, с тонкими членистыми лапками. Настолько противные жуки, что уничтожать таких — удовольствие!
Кладовщика у председательского стола сменил тракторист дядя Федор. «Гвардеец» нынче зимой обзавелся трактором «беларусь», оборудованным механической лопатой. Верка его видела — трактор был красный, походил на экскаватор.
— Тут такая запятая, Родион, — негромко и медлительно говорил тракторист Потапову. — Как знаешь, кружок я веду в школе, согласно твоей договоренности. Одолевают, понимаешь, ребята по поводу того-самого самотека. Если дело верное, мне придется траншею под трубы водопроводные копать. Так ты поясни мне, какое мнение складывается у правленцев насчет самотека-то?
Председатель помолчал.
— Мозгую все… — качнул он головой. — Высчитываю, что за толк будет. Мысль верная, и у меня тоже, и у других была думка о снабжении новой фермы водой с помощью самотечного водопровода. Сам он в руки просится! А вот где трубами расстараться? Дефицитный же материал. Я звонил в Дебрянск, не отказывают, да… мало дают. Склоняюсь к выводу, что воду самотеком можно подавать и по деревянным желобам. Конечно, не везде, у самого озера без труб так и так не обойтись. Ты в общем-то готовься, Федор.
— Что готовиться? Машина новая. Правда, не мешало бы горючего завезти, пока дорога есть.
— Добро, — согласился Потапов. — Запас кармана не дерет… А вопрос о самотеке мы на правлении поставим, специалиста вызовем из района. Честь по чести все обдумаем.
Счетовод щелкал костяшками счетов, держал язык за щекой, отчего она вздувалась бугром. Он гонял костяшки по проволоке и мизинцем, и большим и указательным пальцами — как на рояле, на своих счетах играл.
Верка растопырила свои пальцы. Попробовала собезьянничать, но так ловко, как у счетовода, не получалось, пальцы не слушались.
— Ты все сидишь? — вдруг спросил ее председатель.
— Сижу и сидеть буду! — встрепенулась Верка. — Давайте резолюцию, а то по партийной линии жаловаться буду. До райкома дойду!
— Ух ты…
Потапов сунул окурок мимо пепельницы. Трубка у него для виду. Усы тоже для солидности.
— Что ж, Евграфыч, подписать ей?
— Полагаю, можно. — Счетовод ловко мизинцем зацепил и отщелкнул костяшку.
— Тогда бери. — Родион Иванович поднялся из-за стола, одернул гимнастерку и подал Верке ее заявление. — Закрепляю за тобой телят. Прими во внимание, это — племенное ядро. Не подкачай!
В углу тетрадного листка значилось: «Не возражаю. Потапов». Верка, стараясь ничем не выдать радости, подула на завитушечки подписи. И убедилась: чернила давно просохли. Давно Потапов наложил резолюцию.
Она степенно, как ее учила Маня, поблагодарила за доверие и вышла, тоненькая, прямая, в пальто колоколом и пуховой шапочке с белым помпоном.
— Ишь, настырная, — переглянулся счетовод Евграфыч с председателем. — Вся в своего дядечку. Кожу с зубов сдерет, но свое возьмет!