Через все книги Светланы проходит мечта о семье, ностальгия по родным. Эта ее старомодная и трогательная «семейственность» так и осталась мечтой, игрой воображения. Представим себе, что мечта сбылась… Смогла бы Светлана ужиться с родными если не под одной крышей, то хотя бы в одном городе? И все, кто ее знал, отвечали без колебаний — нет! Причина этого в ее несчастном характере. И о Светлане то же сказал много лет назад Новалис: «Характер — это судьба!»
Кроме неприятностей с родными, Светлану раздражала опека властей, постоянное напоминание, что они должны делать, как и где жить, куда ехать. Она не терпела никакой власти над собой и за годы жизни в Америке и Англии привыкла к полной свободе, хотя признавала, что свобода часто соседствует с бедностью и одиночеством. Но лучше уж такое соседство, чем откровенный деспотизм.
Через несколько недель после их приезда власти решили, что новым советским гражданам пора осесть, переехать из гостиницы в свою квартиру. Им предложили роскошное по советским меркам жилье — четыре комнаты общей площадью девяносто квадратных метров в новом доме на улице Алексея Толстого, построенном для членов Политбюро и их семей.
«Начинайте жить!» — сказал официальный представитель, показывавший нам это великолепие, как будто до этого мы еще никогда не существовали», — с иронией отметила Светлана. И вежливо отказалась от квартиры, объяснив, что она слишком велика для двоих, все заботы об уборке лягут на ее плечи. На самом деле ей не хотелось жить в одном доме с советской элитой, где у дверей всегда стоял постовой, где за ней всегда наблюдали бы соседи и официальные соглядатаи.
Светлана была уверена, что за ней следят и днем и ночью. Эта мысль превратилась у нее в манию — вокруг одни чекисты. Даже ее любимым ругательством стало «Чекист проклятый». Может быть, в Москве это опасение было небезосновательным: за ними с Ольгой всегда следовал «чекист» для того, чтобы оградить их от нежелательных общений. Но еще в Америке Светлана обвинила некоторых своих знакомых и даже друзей в том, что они — «агенты КГБ».
При всех странностях этой беспокойной женщины вызывает уважение ее совершенное равнодушие к мирским благам. В Америке она заработала на книжке огромные деньги, но как-то бездумно их потратила. В Москве она могла жить безбедно, жить за казенный счет: ей предоставили роскошную квартиру, пенсию, служебную машину и множество других льгот. Она от всего этого, не задумываясь, отказалась. Много ли в наши дни сыщется таких бессребреников?
Не только племянница, но и многие более или менее проницательные люди замечали, что Светлана — человек с двойным дном, что скромность ее показная, на самом деле она очень горда, тщеславна, нетерпима. Да, она с детства была неплохой лицедейкой, умела «работать на публику». В Америке эти способности проявились еще ярче.
О муже Питерсе Светлана как-то обмолвилась, что он «весь на публику», как это принято в Штатах. Там очень заботятся о своем имидже и судят человека не по тому, кем он является на самом деле, а по тому, как он себя подает.
Но, несмотря на искусный грим, человеческая сущность все равно проступает, особенно трудно скрыть алчность, корысть и скупость. Без сомнения, равнодушие Светланы к деньгам, недвижимости и прочей собственности было вполне искренним.
Мягко, но настойчиво Светлане не раз напоминали, что пора выбрать школу для Ольги, что она должна учиться, как все нормальные советские дети. Знакомство с привилегированными московскими школами стало для Светланы еще одним хождением по мукам.
«Директор первой такой школы встретил нас с нескрываемым ужасом. Он прямо заявил мне, пока Олю водили по классам, что «будет очень трудно, очень трудно для нее и для всех нас!». Произнес он это с таким выражением, что мне стало понятно, что именно он имел в виду: Олиного деда, чьей тени он не желал в своей школе» («Книга для внучек»).
Светлана действительно позабыла советские реалии. Позднее ей объяснили, что у директора этой школы жена иностранка, следовательно, и без Ольги хлопот хватает, он живет словно «под колпаком». К тому же школа находится недалеко от университета, в ней учатся дети университетских преподавателей. Директор боялся, что научная элита будет недовольна присутствием в школе внучки Сталина. Светлана не пишет, сумела ли она понять обстоятельства несчастного директора. Обычно она не умела делать это — считаться с чужими обстоятельствами, но с каким-то детским эгоизмом требовала, чтобы окружающие безропотно входили в ее собственные.