Долго говорил Салахеев, а под конец сказал:
— Твердо верю — меня оправдают. Меня должны оправдать. Если меня обвинят, это будет судебной ошибкой.
На этом кончились последние слова обвиняемых.
Председатель объявил судебное следствие законченным. Суд удалился на совещание.
Публика разбрелась по коридорам и лестницам.
L
Спустились сумерки. Наступил вечер. Мариам-бикя с трудом поднялась с постели. Еле передвигая ноги, опираясь на сына, потащилась она к высокому желтому зданию, чтобы услышать о судьбе мужа.
Требование прокурора о наказании обвиняемых облетело весь город, проникло во все дома, всколыхнуло все слои общества. Народ беспрерывным потоком потянулся в зал, наполнил его до отказа, до последнего предела.
Когда Мариам-бикя вошла в зал, председатель суда неожиданно сильным для его больной груди голосом читал приговор.
Не дыша, в мертвой тишине слушал зал торжественные, грозные слова.
Мертвенно бледная Мариам-бикя опустилась на скамейку и застыла без движения. Страх Мустафы исчез. С изумительной отчетливостью слышал он каждый звук. Каждое слово председателя вонзалось в его мозг, как раскаленный гвоздь.
Трехлетнее и шестилетнее заключение, к которым были приговорены Ахми и Гимадий, Иванов и Салахеев, показалось ему счастьем.
Теперь ему был ясен приговор, ожидавший его отца.
Слова председателя «к высшей мере социальной защиты» встали перед ним непреклонные. Смерть!.. Подавив готовый вырваться крик, Мустафа наклонился над матерью.
Суд кончился. Все стали медленно расходиться.
Ахми, Иванов и Гимадий покорно склонили головы перед своей участью. Салахеев, недовольный, возбужденный, решил тут же обратиться в Верховный суд.
Старый адвокат Арджанов сделал последнюю попытку — послал в ВЦИК ходатайство о помиловании.
Через несколько дней пришел ответ — ходатайство было отклонено.
…Темной ночью Валия Хасанова расстреляли. И когда сровняли землю над его могилой, из-за гор блеснул первый луч зари. Над широкой Волгой поднялось яркое, сияющее солнце.
