Юнес подъехал и приветствовал бая:
— Здравствуйте, ут-агасы[40]!
Хозяин ответил ему как равному и спросил о состоянии табуна.
— Одного жеребенка задрал волк, остальные целы, — доложил старик.
Узнав Арсланбая, он уставился на него острым, блестящим взглядом.
— Гора с горой не сходится, но человек с человеком всегда встретятся. Ведь ты, дорогой джигит, Арслан, сын Магджан-хаджия. Лет десять тому назад я вырвал у похитителей прекрасного коня твоего батюшки. Ты в то время был еще ребенком, — сказал он гостю.
Потом обратился к Карлыгач, которая с трудом сдерживала коня:
— Пусть посещение ваше принесет счастье. В этом году вы забыли наш табун.
Натягивая поводья, Слу ответила:
— Отец подарил мне пегого жеребца от сивой кобылы. Хотим посмотреть на него.
Тем временем подъехал еще один из пастухов. Бай приказал пригнать жеребца.
XXI
Пастух помоложе пересек пастбище и стал гнать в эту сторону небольшой табунок — голов тридцать. В табунке были две нежеребые кобылы и штук десять жеребят. У всех лоснилась шерсть, кони были жирные, со злыми глазами. Игриво приближались они к всадникам, но вдруг как ветер умчались в противоположную сторону. Их бег нарушил спокойствие всего табуна. Животные, перестав жевать, подняли головы, настороженно запрядали ушами. Молодняк, только и ожидавший повода, чтобы начать игры, ринулся во все стороны.
«Отец конских пастухов» расстроился. Он не любил беспорядка. Он умел с одного раза ловить на корок намеченного коня. И теперь не выдержал, гикнул, натянул поводья, как птица вынесся навстречу табунку и быстрее, чем закрывается рот после сказанного слова, накинул аркан с конца корока на шею жеребцу. Но пойманное животное было или слишком хитрым, или слишком сильным. Жеребец, как только почувствовал на шее аркан, отпрянул назад, освободил голову, подпрыгнул и, вскидывая ногами, умчался прочь.
Карлыгач с замиранием сердца следила за жеребцом и пастухом. Бай и Арслан наблюдали молча.
«Отец конских пастухов» был не в силах перенести позор поражения. Остановившись, он выследил путь жеребца, приказал подручным заехать с обеих сторон и сам медленно, держась середины, поехал туда же.
Карлыгач, ожидавшая дальнейших событий, не успела даже хорошенько разглядеть — корок Юнеса куда-то полетел, последовала молниеносная схватка, пастух исчез со спины коня, встревоженные животные кинулись в разные стороны, на опустевшей площадке остались две лошади, одна из них оседланная.
Жеребец, рванувшись изо всех сил, чуть не стащил пастуха с седла, а сам, почти задыхаясь от охватившей шею петли, рвался, брыкался, не давался в руки. Подъехал один из молодых пастухов, схватил корок, тогда Юнес смог укрепиться в седле. Жеребец был побежден. Других коней поблизости не было, и гости подъехали к месту поединка.
Пойманный конь и был тот самый жеребец, которого Карлыгач-Слу выпросила у отца. Хотя ему шел пятый год, он еще не знал узды, к нему не прикасалась рука человека. Страх и злоба жеребца были сильнее, чем у молодого пленника, со скованными руками и ногами ожидающего своей участи. Петля, накинутая на шею, лишила его сил. И все же, когда Юнес приблизился к нему и впервые провел рукой по гриве, жеребец не выдержал, напряг все силы и, не помня себя, охваченный одним желанием уничтожить врага и вырваться на волю, взвился на дыбы. Но руки человека не знали пощады, узы были крепки. На помощь пастухам подоспели Арсланбай и Сарсембай. Поглаживая жеребца, похлопывая по холке и шее, надели на него уздечку с длинным ременным поводом. Жеребец почувствовал себя пленником навек. Он никак не мог успокоиться, дрожал всем телом, в глазах его сверкали злоба и страх. Карлыгач-Слу, не отрывая взора, охваченная радостью, приблизилась к жеребцу, положила руку ему на шею и стала гладить волнистую гриву.
— Ну, теперь ты довольна? — со смехом спросил Сарсембай.
XXII
Конь и впрямь был редкостный.
Грива черная, хвост ниспадает волнами, крепкие мускулы на бедрах чуть выдаются, грудь широкая, на лбу лысина, достигающая извивами конца губ и придающая коню особую оригинальность. Ряд ровных, длинных, белых зубов, большие, горящие глаза, а особенно округлые маленькие блестящие копыта указывали, что конь не уступит первенства многим лучшим скакунам степи. Белая полоска, тянущаяся по хребту от гривы до хвоста на фоне иссиня-черной лоснящейся шерсти, и белые ноги выделяли жеребца из тысячного табуна.