— С аксакалом у меня была небольшая беседа. Кажется, на его согласие надеяться не приходится. Сегодня при случае побеседую еще раз.
На смуглом лице девушки отразилось беспокойство, глаза затуманились.
— Ой-бай кодаем ау! — вздохнула она и, наклонившись к уху джигита, шепнула: — Видно, никто, кроме темной ноченьки и оседланного коня, нам не поможет.
У джигита потемнело в глазах. Идет борьба с Найманами, а тут должны испортиться отношения между главными руководителями этой борьбы — Сарсембаем и Сарыбаем. Какой линии должен придерживаться он?
Но колебание его было только мгновенным, и тоскливый взгляд девушки, согретый любовью, уничтожил его без остатка.
— Будь мужественна. Наши головы не склонятся перед саблями Кара-Айгыров, — решительно сказал он.
Тукал внесла в юрту большое блюдо, полное мяса. Все жители джайляу побежали туда же.
Наступила ночь, когда наконец мясо было съедено, кумыс выпит. Степь затихла, погруженная в приятную теплоту. Животные все спали, только собаки в ожидании костей ластились к каждому выходящему из юрты. Байбича, аксакал, Сарсембай, Гельчечек легли в юрте.
— Мама, я хочу вместе с Айбалой спать под открытым небом, — попросила Карлыгач-Слу.
Байбича посмотрела на нее подозрительно, но все же разрешила.
Эта ночь принесла джигиту и девушке счастливые часы.
XXXV
Рассвет еле-еле намечался, но все джайляу было уже на ногах. Женщины торопливо убирали посуду. Как только старшие встали, юрту живо разобрали и ее кошмы, киреге и чанграк сложили на отдельную фуру. Длинноволосый джигит и старый Керим уложились с вечера и сегодня, едва продрав глаза, пришли на помощь баю. Вместе с Джолконбаем запрягли лошадей, перевязали возы длинными волосяными арканами. Устроили места для сидения женщинам.
Бай вместе с гостями и семьей выпил чай и поспешил к месту укладки. Он кое-что поправил, приказал переложить часть клади с фуры с тонкой осью на двуколку и под конец распорядился:
— Приведите верблюдов!
Бо́льшая часть кошм, ковров и одеял из белой юрты, связанная в тюки, лежала еще на земле. Джолконбай подвел четырех больших двугорбых верблюдов. Старый Керим потянул за тонкую веревку, продетую сквозь носовую перегородку животного.
— Чук! Чук!
Верблюд медленно сначала согнул передние ноги, потом лег. Под наблюдением бая на него нагрузили пудов двадцать клади.
— Хачт, хачт! — крикнул старик, и корабль пустыни так же неторопливо поднялся на ноги.
Алтын-Чач имела неизменную привычку при переезде с одного джайляу на другое совершать это путешествие на верблюде. Над ней смеялись, пробовали доказывать, что путь долог, день жаркий и такая поездка окажется слишком утомительной, но она упорно отказывалась сесть в арбу и предпочитала мерно колыхаться на спине верблюда.
Нагрузив трех верблюдов, бай с улыбкой обратился к жене:
— Моя малютка Алтын-Чач и сегодня желает качаться на спине верблюда?
— Как же пойдет без меня мой Ак-Дельбер! — огорченная улыбками окружающих, отозвалась байбича.
Ей никто не возразил. К горбу четвертого верблюда привязали устланное коврами деревянное ложе, на котором можно было полулежа ехать. Сбоку повесили маленький турсук кумыса.
Лошади для молодежи были уже оседланы. Все приготовились тронуться в путь, но тут закапризничала Гельчечек:
— Мне лошади не оставили! Хочу ехать верхом!
С трудом уговорили ее сесть на верблюда к байбиче, а когда устанет, перебраться в тарантас к матери. Для аксакала подали тележку, на которой обычно ездил сам бай.
Над горизонтом медленно взошло солнце, озарив степь алым сиянием.
Все было готово. Сарсембай взобрался на любимого иноходца.
— Керим-эке, трогай!
— Отдаемся в твои руки, создатель, — пробормотал старик, трогая коня.
Впереди поехали большие фуры, двуколки, за ними следовали навьюченные верблюды, тарантасы и белый верблюд байбичи. Огромный караван, вытянувшись по узкой дороге длинной цепью, направился к северу.
Вместе с ними тронулись стада овец, коров, табуны кобылиц и жеребят. Все пастухи ехали верхом.
Карлыгач после долгих пререканий с отцом добилась разрешения ехать на своем новом жеребце и теперь вместе с Арсланбаем, длинноволосым джигитом, Айбалой и еще несколькими девушками шутя помогала пастухам. Животные выбрались на дорогу и пошли степенным шагом. Группа молодежи появлялась то с одной, то с другой стороны каравана, перекидывалась шутками со всеми и везде вносила оживление и веселье. Скоро, однако, им надоело следовать за караваном.