Молодуха возразить не смела и стала помогать Алтын-Чач. И лишь поздним вечером, когда тукал выложила на блюдо мясо из котла и мужчины, помыв руки, сели за табн, Айбала смогла вырваться к себе. Не успела она оглядеться в своей юрте, как тонкий слух ее различил конский топот, доносившийся с озера. Она приложила ухо к земле. Ни звука.
Айбала поняла, в чем дело, побежала к камышам. Там под прикрытием, насторожив уши, стояли оседланные кони. Около них мелькали малахаи. Поигрывая плеткой, подошел Арсланбай.
— Слышали, как бранятся байбича Алтын-Чач и Бирем-эке? Но иного выбора у нас нет. Мы ждем.
Торопливо пересекла Айбала кутан, вошла в белую юрту и видит — сидят мать с дочерью и, мирно беседуя, едят из общего блюда жирное мясо. Молодуха слова сказать не смогла, но взглядом одним объяснила девушке все. Байбича, по обычаю, предложила молодухе разделить трапезу. Карлыгач-Слу, боясь, как бы Айбала видом или голосом не выдала тайны, обратилась к ней:
— Милая, подай, пожалуйста, полотенце.
Женщина немного успокоилась, подала полотенце, села, проглотила несколько кусков мяса. Девушка вытерла руки и, нарушая обычай, не дожидаясь старших, встала, оделась, взяла кумган, окинула взглядом юрту и вышла.
Так покидала она семью, в которой выросла, так избавлялась от ненавистного Калтая и дорогих родителей, готовящихся после пышной свадьбы проводить ее в дом нелюбимого.
XLV
В большой и белой юртах продолжали есть мясо. Карлыгач-Слу поставила кумган на землю и осторожно, боязливо направилась к камышам. Было темно, луна не светила. Тело девушки горело как в огне, в висках стучало. Но раздумывать было некогда.
Озеро встретило приветливым блеском. Впереди, как тонкие деревца, вырисовывались камыши. Оттуда послышался конский храп. Испугавшись чего-то, взвилась утиная стая. До слуха долетел чей-то голос. Мелькнули малахаи. Девушка все шла. Один из малахаев двинулся навстречу, и через секунду Карлыгач-Слу была в крепких объятиях, почувствовала поцелуи на лице, на глазах, услышала торопливый шепот:
— Милая, скорей!
Сильные руки обхватили за талию и усадили в седло. В одно мгновение джигиты были на конях. Пять жеребцов, будто чуя погоню, мчались во весь дух. Спустя некоторое время Арсланбай, придержав коня, повернулся к девушке:
— Милая, мы вне опасности. В джайляу Кзыл-Ком не найдется моим коням соперников.
Тучи рассеялись. Серебристое сияние луны разливалось по степи, успокаивало.
Конь одного из джигитов, очевидно, попал ногой в нору суслика, споткнулся и рухнул, седок перелетел через его голову и шлепнулся на землю. Но не успели остальные разобрать, в чем дело, как конь поднялся на ноги, джигит вскочил в седло и помчался дальше. Случай этот всех позабавил. Звонко рассмеялась Карлыгач-Слу. Молчание было нарушено. Посыпались шутки, смех.
На востоке еле намечалась заря, когда они, приехав в джайляу Яман-Чуль, остановились позади большой белой юрты. Коней привязали не расседлывая. Джигиты остались около юрты, решив не расходиться, пока не проснется народ.
— Карлыгач-Слу, да будет приезд твой счастливым! — пожелали они.
Девушка и джигит, теперь муж и жена, вошли в юрту.
Джайляу Яман-Чуль проснулся с новостью:
— Арсланбай прошлой ночью похитил дочь Сарсембая Карлыгач-Слу.
Первой узнала об этом работница. Она испуганно рассказала пастуху, потом батраку. В несколько минут новость облетела все джайляу. А когда Карлыгач-Слу, как обыкновенная молодуха, накрывшись покрывалом, с ведром в руке, вышли с сестрой Арсланбая доить кобылиц, все кругом было полно ликования. Старухи, пожилые женщины подходили и гладили ее по плечу.
— Приди со счастьем, с легкой ноги! — приветствовали они ее.
Джигиты, женатые мужчины хвалили:
— Арсланбай сумел раздобыть отличную девушку!
Когда овец и коров угнали в степь, а жеребят поставили на привязь, со всех концов джайляу собрались старики. И хоть на языке у них были приветствия и поздравления, в глазах и лицах просвечивала боязнь. За свою долгую жизнь они не впервые видели умыкание невесты и отлично знали последствия такого поступка. Их беспокоила возможность повторения того, что произошло с родом джигита, похитившего дочь Янгырбая. Но об этом вслух не говорили. Новобрачная пришлась им по сердцу, и они разошлись, решив защищать молодых. Закололи кобылу, пили кумыс. Прибытие Карлыгач-Слу отпраздновали играми, конскими состязаниями, весельем.
Но настоящая свадьба была еще впереди. Молодые стали ждать вестей от Сарманов и Кара-Айгыр. Карлыгач-Слу чувствовала себя человеком, сбросившим цепи. Она поклялась ни при каких обстоятельствах не возвращаться к Калтаю и зажила в новом джайляу молодухой.