Выбрать главу

Далее Гимадий рассказал о шраме, о шкворне, а под конец сказал, что в день исчезновения Фахри видел их вдвоем, о чем-то спорящих, по пути к оврагу Яманкул, и добавил:

— Это и Ахми видел.

Это было совершенной новостью. Следователь засыпал старика вопросами, а тот делался все словоохотливее:

— Вот пришел к нам в совхоз хазрет…

— Какой хазрет? Что ему понадобилось в совхозе? — перебил Паларосов.

— Хазрет Фарид. Он близкий человек Валий-баю и бывает у него. Позвал меня к себе этот Валий-бай — байракские его сырьевщиком Валием зовут — и говорит: «Вот, говорит, хазрет хочет по берегу Волги прогуляться, ты, говорит, сходи с ним». Я, конечно, согласился. День теплый. Взял хазрет в руку высокий посох, я захватил весла, и пошли мы к берегу. Посмотрели столетний дуб и двинулись дальше. Хазрет идет за мной и говорит: «Видишь, говорит, как милостив бог! В прежние времена здесь жили наши предки болгары, а потом было здесь Казанское ханство. Но после победы московского царя мусульман прогнали, а их земли отдали русским начальникам, богачам, монахам и попам. Еще недавно на этой святой земле валялись свиньи русского помещика князя Гагарина, а теперь сюда переселяются бедняки мусульмане и основывают целые деревни…»

Паларосов нетерпеливо посмотрел на часы. В голове мелькнуло: если свидетель и дальше будет так подробно рассказывать, то к открытию партконференции не поспеть.

— Бабай, вы мне сказки не рассказывайте, а скажите, что знаете об убийстве Фахри.

— Не надо — так не буду. У меня язык не чешется! — поднимаясь со скамейки, сердито сказал Гимадий.

— Я не прошу вас молчать, но только хочу, чтобы вы не говорили пустяков.

— А почем я знаю, что тебе нужно! Перо ведь в твоих руках — пиши что надо.

— Ну и упрям же ты, старик! — усмехнулся Паларосов. — Ладно, говорите так, как знаете. Садитесь.

Гимадий спокойно, как будто ничего не произошло, продолжал рассказ:

— «Покажи мне новую деревню Байрак. Я преклоню колена на святой земле, возблагодарю всевышнего». Так, в разговорах, незаметно дошли мы до деревни, прошли по широкой улице, спустились к Волге. Оттуда на лодке перебрались на другой берег. Чистый желтый песок блестел на солнце как золото. Мулла совершил омовение, помолился, а я забрался в тальник и прилег в тени с трубкой… Прежде я не курил, но когда кочегар застрелил ишана, свет как-то опустел для меня, ну, я и пристрастился к табаку… Наступил вечер. Мулла и говорит: «Пора, пожалуй, вернуться». Мы потихоньку переплыли Волгу. Стал я убирать весла — вдруг слышу голоса. Поднял голову — вижу: по узкой тропинке, среди деревьев, по направлению к старому дубу идут двое. Точно признал я: один был кочегар Садык, другой — покойный Фахри. Трезвые ли они были, нет ли, сказать не могу, но только оба громко ругались. В это время к ним подошел Ахми, которого Валий-бай послал за нами. Он тоже видел кочегара и Фахри.

Старик прервал свой рассказ, раскурил трубку и продолжал:

— Вот от этого-то и зародилось мое подозрение, а как увидел на лбу кочегара шрам, как нашли около убитого окровавленный шкворень, взятый Садыком у Джиганши, так я совсем спокой потерял…

Отпустив Гимадия, Паларосов снова высунулся в окно:

— Товарищ Петров и Тимеркаев! Приведите работника совхоза Ахмеда Уразова и Садыка Минлибаева.

Из толпы, окружающей избу, вышла молодая женщина, одетая в городское платье, и дрожащим от волнения голосом сказала:

— Товарищ Паларосов, он в кузнице. Мой брат Шаяхмет давно пошел за ним. Сейчас они придут.

За Ахми поехал член совета.

По вызову Паларосова в избу вошел Джиганша-бабай.

VII

— Чей это шкворень?

Таким вопросом встретил следователь вошедшего.

Джиганша-бабай, седой, семидесятилетний, но еще крепкий старик, был раздражен продолжительным пребыванием Гимадия у Паларосова и решил пожурить следователя за то, что он слушает непутевых людей, но неожиданный вопрос разрушил все его планы.

Старик подробно рассказал всю историю шкворня. Потом допрос коснулся шрама.

— Знаю, все знаю! — не скрыл старик. — Его жена Нагима росла в нашей деревне — в Акташеве. Я был ее посаженым отцом.

Паларосов долго расспрашивал о случае со шрамом. Под конец он будто вскользь спросил:

— Каковы были отношения между Фахретдином Гильмановым и Садыком Минлибаевым? Почему они враждовали?