Увлеченная собственным рассказом, Рагия и не заметила, как выпалила:
— Кто же другой, как не Садык, сделал это дело? Он всю жизнь был отчаянным драчуном.
В это время в избу вошел Садык и, едва переступив порог, спросил:
— Вы меня вызывали?
Рагия вышла. Садык сел на ее место и закурил папиросу.
В результате собранных материалов Паларосов пришел к убеждению в виновности Минлибаева, но все же в душе ему хотелось обнаружить какой-нибудь факт, который разрушил бы это убеждение и доказал невиновность Садыка.
Он начал допрос по шаблону. Записал имя, фамилию и, только когда на вопрос о профессии получил ответ «химик», удивленный, остановился:
— Почему же вас называют кочегаром?
— Так уж прозвали.
— Как так?
— В двенадцатом году, в виде протеста на ленские события, наш завод не работал три дня. В числе уволенных за «бунт» оказался и я. После долгих мытарств мне удалось устроиться на Алафузовский завод кочегаром. С тех пор меня и прозвали кочегаром, хотя я по профессии химик.
— Где вы работали?
Садык стал припоминать: с семи лет работал учеником на спичечной фабрике, потом Бондюжский завод, Баку, Урал, потом снова Казань; вечные преследования, увольнения как «опасного» человека…
— Теперь где работаете?
Перечень оказался немалым: фабзавком, горсовет, бюро ячейки, райком…
Причину своего пребывания в Байраке Садык объяснил тем, что решил провести отпуск вместе с семьей у шурина.
— Что вы делали в кузнице?
— В четырех верстах отсюда есть артель «Маяк». Их кузнец напился пьяным и утонул в Волге. Ну, они и обратились ко мне: «Помоги, говорят, а то руки, ноги связаны, даже лошадь подковать некому». Я пошел раз, пошел два, а потом стал ходить в кузницу ежедневно.
— В какое время вы ушли из кузницы в субботу?
Этого Садык точно не знал, хотя и помнил, что солнце клонилось к закату.
— С кем шли?
— Сначала шел с Фахри, но потом мы расстались: я зашагал к Байраку, а он пошел в «Хзмет». Там возникли какие-то недоразумения между Валием и рабочими, сведения об этом поступили в ячейку, и Фахри должен был расследовать положение.
— От чего у вас на лбу шрам? — будто невзначай спросил Паларосов.
Садык улыбнулся и полушутливо, полусерьезно рассказал историю шрама.
В те давние годы, когда Садык был молодым парнем, в Акташе каждое лето устраивали джиен[82]. Садык участвовал в гуляньях, играл на гармошке, кутил с приятелями. Как-то раз, очевидно после особенно обильной выпивки, между парнями вспыхнула ссора, и Фахри сгоряча полоснул Садыка ножом. Удар пришелся по лбу. Кое-как рану перевязали, а Фахри скрутили руки и ноги, облили холодной водой. Тем дело и кончилось.
Следователь молча отодвинул в сторону портфель. Под ним лежал окровавленный шкворень.
— Узнаете? — спросил Паларосов, в упор глядя на Садыка.
Садык вздрогнул, вскочил с места, ощупал гвоздь и тонкую веревку, продетую в шкворень. Потом, не спрашивая разрешения, распахнул окно и чуть изменившимся голосом крикнул:
— Нагима! Где шкворень, который я брал у Джиганши-бабая?
Паларосов внимательно смотрел за каждым движением Садыка. В избу торопливо вошла Нагима.
— Я перерыла все вещи… не нашла, — пугливо вымолвила она.
Следователь усадил Садыка на прежнее место и предложил рассказать, зачем ему понадобился шкворень.
Минлибаев ответил, что он взял его у Джиганши, чтобы сбить гвоздь в сапоге, и забыл вернуть. Вот и вся история.
— Этот шкворень, окровавленный, найден в овраге Яманкул.
Садык побледнел. Его худое лицо окаменело. Он молча уставился на шкворень.
Паларосов повернулся к окну и крикнул:
— Введите Ахмеда Уразова!
Осторожно скрипнула дверь. На пороге показалась высокая, но какая-то расхлябанная фигура бедно одетого крестьянина. Воспаленные глаза с вывернутыми веками смотрели пугливо.
Паларосов задал ему несколько отрывочных вопросов об имени, фамилии, возрасте, месте службы и тут же перешел к выяснению обстоятельства его встречи с двумя спорившими людьми.
Ахми вытер грязным рукавом чекменя гноящиеся глаза и жалобно ответил:
— Чего я мог видеть? У меня глаза болят… трахома… Уж с детства…
— Значит, ты ничего не видел?
— Этого сказать не могу… По оврагу среди деревьев мелькнули два человека.
— Кто это были?
— Один был Фахри, а другой походил на Садыка… Точно сказать не могу.