— Слышал ли ты, о чем они говорили?
— Ругались они. А точно не знаю — глуховат я.
— Ничего не слышал?
— Нет… Только вот один матюкнулся и крикнул: «Я много видел таких, как ты!»
Не успел Ахми сказать последнее слово, как Садык, будто очнувшись от оцепенения, вскочил с места и крикнул:
— Как врет! Как врет! Кто только научил его?
Вызвали Гимадия. Он вошел встревоженный, напуганный, но от своих прежних слов не отказался и снова подтвердил все, что давеча показал следователю.
IX
В избу нерешительно вошли несколько крестьян. Видя, что их не гонят, за ними потянулись и остальные. Скоро изба наполнилась народом. Все стояли молча, в напряженном ожидании.
Паларосов надел фуражку, накинул на плечи кожанку и стал медленно складывать в портфель исписанные листы бумаги. Он напряженно думал о том, как поступать дальше, основываясь на собранных им материалах. Он подумал, что в городе все будут поражены, что он, может быть, получит выговор, но другого исхода, казалось, не было.
Паларосов захлопнул портфель, посмотрел на часы и обратился к кочегару:
— Садык Минлибаев, оденьтесь. Сейчас едем в город.
— Зачем? — встрепенулся Садык. — Ведь мой отпуск еще не кончился.
— Вам нужно ехать на основании имеющихся материалов.
— В чем дело? Ведь они были друзьями! — крикнула Нагима, подбегая к мужу.
Толпа напряженно молчала. Казалось, достаточно сделать Садыку знак, как она пойдет врукопашную, но кочегара не отдаст.
«Что это? Ошибка? Вражьи уловки? Чья рука замешана здесь?» — билось в мозгу Садыка, но тут же победила мысль, что нужно успокоить жену, толпу и подчиниться следователю.
— Не волнуйся, меня завтра же освободят, — успокаивающе сказал Садык.
Кочегар стал одеваться, а Нагима кинулась домой, чтобы приготовить детей к отъезду. На протесты мужа она только ответила:
— Нет, нет! Без тебя здесь ни за что не останусь! Освободят — вернемся вместе, а пока поеду с тобой.
Подали подводу. Паларосов, Минлибаев и милиционер поехали на пристань. Крестьяне молча провожали их, полные недоумения. Джиганша-бабай долго смотрел вслед удалявшемуся тарантасу, безнадежно махнул рукой и устало опустился на бревна, лежавшие около ворот дома Айши. Долго просидел он, погруженный в думу, пока случайно не заметил за околицей две большие тени.
— Посмотри-ка, что там такое. Не разберу я, — сказал он Айше.
Айша приставила ко лбу руку козырьком и внимательно посмотрела в указанном направлении.
— Шаяхмет! — позвала она стоящего неподалеку парня. — Кто это? Один на Шарафия похож, а другой не Василий ли Петрович?
— Они, они, Айша-джинги! — крикнул Шаяхмет и бросился к ним навстречу.
Подсев к ним на телегу, он торопливо рассказал о случившемся. Когда лошадь остановилась у дома Айши, он закончил:
— Паларосов или слепой, или продажный.
Вокруг вновь прибывших собрался народ. Все наперебой рассказывали об аресте Садыка.
— Что же это такое? Совет своего ребенка загрызть хочет! — недоуменно развел руками Джиганша.
А Шаяхмет тоном, не допускающим возражения, сказал:
— Я одно знаю — корень всего дела кроется у Валия Хасанова.
Это замечание Шаяхмета пробудило в голове Шарафия много воспоминаний. В девятнадцатом году он встречался с Хасановым на фронте, затем в редакцию, где он работал, поступили материалы о деятельности Валия в совхозе. Некоторые из них Шарафий отослал прокурору. Теперь ему почудилась какая-то связь между словами Шаяхмета и его личными воспоминаниями. Но он не находил возможным поделиться своими непроверенными предположениями в присутствии возбужденной толпы и даже постарался успокоить Шаяхмета.
И Василий Петрович, много видевший на своем веку, никак не мог связать образ хорошо знакомого кочегара с таким страшным преступлением. Он подыскивал в уме какой-нибудь способ, который помог бы разрешить это недоразумение, но ничего путного придумать не смог. Под конец он решил, что необходимо вернуться в город и через прокурора Гайфуллина ознакомиться со всем делом. Повернувшись к Шенгерею, он сказал:
— Товарищ Тимеркаев, довезите нас до пристани. Нам необходимо успеть попасть на пароход.
Байраковцы, часто встречавшиеся с Шарафием и Василием Петровичем как с шефами, ожидали, что они живо разберутся в случившемся, отделят врагов от друзей, но, видя, что их ожидания не оправдались, что их шефы уезжают, стали, недовольные, расходиться.
Вскоре к группе отъезжающих подошла Нагима в сопровождении брата, двух сыновей и с грудным ребенком на руках. Ее с младенцем и Василия Петровича, как пожилого человека, усадили на телегу. Остальные по берегу пошли пешком. Шаяхмет всю дорогу возмущался: