— Глупая, чего ты так тревожишься? Стоит ли волноваться из-за хулиганской выходки каких-то парней? — утешал он жену, но она продолжала плакать.
— Знаю я, чьи это проделки. Сын Загид-бая прислал мне душистого мыла, сын лавочника Хайбуллы конфет прислал… Я не приняла, обратно отослала… Спросите у Айши, она знает… Ей сын Хайбуллы сказал, что любит меня, что придет ко мне ночью, а Айша запустила в него камнем за такие слова… Вот они и сердятся… Не виновата я… Спросите Айшу.
— Зачем спрашивать? — улыбнулся Садык. — Ведь я знаю, что ты ни в чем не виновна!
Крепко обнял он молодую жену. Успокоив ее, вышел к воротам. Обстругал запачканные места, кое-где подрубил топором. Вокруг собралась толпа, послышались насмешки:
— Здорово, любезный! Иль женин позор срубаешь?
Вначале Садык молчал, но когда насмешки стали сыпаться все больше и больше, не выдержал, схватил обрубок, швырнул в толпу и крикнул:
— Хулиганы, мерзавцы! Проваливайте, пока целы, не то…
Подошли Фахри и Шенгерей, прибежал Джиганша-бабай, все встревоженные, обеспокоенные. Хладнокровие Садыка удивило их. С их помощью Садык скоро окончил работу. Все вошли в дом, где уже кипел самовар и были готовы горячие блины.
Еще перед свадьбой Садык заявил:
— Я человек заводской, у меня не то что дни, даже часы на счету. Через два дня после свадьбы Нагиму увезу в город.
Но после происшествия старушка мать ни за что не соглашалась отпустить молодых так скоро.
— Нас осрамили. Деготь смыли, а сплетни остались. Если уедете, засмеют, скажут — жених обиделся, хотел бросить жену, да только пожалел ее и увез в город, чтобы там бросить. Не отпущу так скоро. Раньше чем через четыре дня и не думайте ехать.
Ее поддержали остальные. Садык не знал, на что решиться. Он насилу выпросил отпуск на неделю и боялся, что, если опоздает к сроку, его место будет занято другим. У ворот завода целый день толпились безработные, среди них были такие, которые работали тут раньше. С другой стороны, нельзя не считаться и с создавшимся положением. А тут еще Джиганша-бабай твердит:
— Женитьба — дело серьезное. Нужно молодую пожалеть, и о матери подумать следует.
Прошло четыре дня. Садык побывал с молодой женой в гостях, погулял с ней по полям. История с воротами забылась, сплетни смолкли. Молодые уехали в город.
Всю дорогу тревожила Садыка мысль о работе, росла уверенность, что его место занято другим.
И он не ошибся. Оказывается, тотчас после его отъезда распространился слух, что он больше в город не вернется, будет жить в деревне, заниматься хозяйством. Опоздание было принято как подтверждение этих слухов, и его место занял другой рабочий. Узнав об этом, Садык оторопел. Что делать? Как быть? Он пробовал доказать нелепость слухов, рассказал причину опоздания, но все было напрасно.
Садык надеялся, что безработица долго не протянется, скрыл от жены свое увольнение, тайком от нее распродал кое-какие вещи.
Как-то вечером он вернулся домой пьяным. Для Нагимы это было ново. Поборов страх и отвращение, она раздела Садыка, уложила в постель и прилегла сама. Попробовала обнять его, но Садык вырвался, вскочил на ноги и с тоской сказал:
— Эх, дорогая ты моя, ненаглядная! Не знаешь ты, что у меня на душе!
Нагима испугалась. Мелькнула мысль о вымазанных воротах. Казалось, что Садык не может забыть позора. Но Садык, путаясь и запинаясь, рассказал о безработице, о своих мучениях, о стыде за то, что не может сделать ей никакого подарка, не может доставить никакого удовольствия.
Нагима, просветлев, обняла мужа и с улыбкой сказала:
— Все горе в этом? Из-за этого пьешь? Брось глупости! С голоду не умрем. Видишь это?
Она подбежала к сундуку и стала вытаскивать оттуда свое приданое. Одно за другим мелькали в ее руках платья, скатерти, полотенца.
— Все это продадим, а тем временем ты найдешь работу.
Морщины на лбу Садыка разгладились, лицо осветилось какой-то особенно ласковой улыбкой.
Это было их первое откровенное объяснение, оставившее глубокий след на всю жизнь, связавшее их узами непоколебимого доверия.
XIII
До замужества мир казался Нагиме окутанным в розовое покрывало. Такой же мерещилась ей будущая жизнь. И даже Садык, ловкий гармонист, казался ей веселым, добродушным парнем. Жизнь вдвоем рисовалась как сплошной праздник.
Но она жестоко ошиблась.
Садык оказался человеком твердого характера, вспыльчивым, упрямым. Верно, он не ругался, не дрался по пустякам, но если в голову взбредала какая-нибудь мысль, то с большим трудом, только после веских доводов и доказательств, удавалось разубедить его. Много горя причиняло жене его неумение обращаться с деньгами. Достаточно было прийти какому-нибудь товарищу с мольбой: «Умираю! Одолжи!» — и Садык, невзирая на босых ребят, неоплаченную квартиру, вынимал кошелек и вытряхивал в протянутую ладонь последние гроши.