Выбрать главу

Часто по этому поводу между супругами возникали ссоры, с губ срывались обидные слова и упреки.

В такие моменты Нагима сильно тосковала о родной деревне. Вспыхивало желание вернуться к матери, увидеть подруг, побродить по лугам, лесам, собирать ягоды, жать колосящуюся рожь. В такие моменты она раскаивалась в своем замужестве, во всем винила Айшу.

Если бы не Айша, вышла б замуж в своей же деревне и жила бы спокойно…

Но это продолжалось недолго. Возвращался Садык, целовал в заплаканные глаза, ласково обнимал. Под лаской мужа рассеивались сомнения, разлетались мрачные думы, и даже обида на Айшу начинала казаться глупой. Росла уверенность, что только она одна занимает место в сердце мужа. Эта уверенность укрепляла силы Нагимы в ее тяжелой жизни, утешала ее, когда мужа ссылали, выгоняли с завода, когда нечем было кормить детей, когда нужда крепко охватывала семью.

На третий год замужества Нагимы Садык снова остался без работы. Его уволили с завода как подстрекателя к забастовке. Кинулся Садык туда-сюда, но без результата. Насилу устроился чернорабочим. Началась полуголодная жизнь. Попробовал он помогать отцу в кузнице, но к зиме и там не стало работы. Кое-как удалось получить место кочегара на Алафузовском заводе. В этот период беспрерывных мытарств Садык пристрастился к вину. На голову Нагимы свалился новый тяжелый удар. Напрасно прождав мужа до полуночи, полная страха, Нагима пускалась на поиски. Шла из пивной в пивную, из трактира в трактир. Заходить внутрь не решалась и долго простаивала у запотевшего окна, но трудно было что-либо разобрать в волнах дыма, среди оглушительной руготни, пронзительных криков, среди хриплых звуков поломанного граммофона.

Нагима не одна стояла у дверей пивной, сюда приходили жены других рабочих в поисках загулявших мужей.

Особенно плохо приходилось в дни получек.

Сначала Нагиме было стыдно. Она не решалась отправляться на поиски, но постепенно дежурство по субботам у ворот завода вошло в привычку. И здесь она была не одна. Перед воротами завода толпились женщины. Они резко разделялись на две группы. Одна из них состояла из квартирных хозяек, лавочниц, торговок, шинкарок, пришедших получить долги, а другая — из жен и матерей рабочих, занятых мыслью увести их домой, не дать растратить деньги.

Если муж начинал ругаться, лез в драку, приговаривая:

«Как же не пропустить бутылочку после собачьих трудов?», жены решались на крайнюю меру. Вместе с мужьями шли в трактир, пивную, покупали бутылку и шли домой.

— Пусть уж лучше дома пьет, при мне, — говорили в таких случаях несчастные.

Много раз Нагима также приводила Садыка домой. Он уже почти свыкся с этим. Но тут случилась новая беда — Садык лишился работы. Причины увольнения он не знал. Одни говорили, что таково распоряжение жандармерии, другие утверждали, что все это подстроил мастер с целью устроить своего родственника.

Место Садыка занял некий Селиванов. Такова была действительность. Трудно было в те времена получить татарину квалификацию. Садык потерял надежду устроиться в этом городе и решил попытать счастье в другом месте.

— Уеду в Баку. Если там не устроюсь, переберусь на Урал, в Екатеринбург. Там у меня товарищи есть. Что заработаю — пришлю. А ты займись стиркой. С голода не умрешь, — сказал Садык.

Первый раз в жизни Нагима осталась одна в большом городе.

XIV

В отсутствии Садыка умер ребенок Нагимы. Еле оправилась бедняжка от удара. А тут неожиданно явилась к ней на квартиру какая-то старуха. Без обиняков, без длинных вступлений она сказала:

— Тебе не шестьдесят лет. И красотой и молодостью взяла, приоденешься немного — всех мужчин с ума сведешь.

Сначала Нагима не поняла, к чему клонит гостья, а как поняла, схватила ухват:

— Убирайся, старая ведьма!

Выгнала старуху, кинулась к Василию Петровичу, рассказала о случившемся.

— Боюсь одна оставаться. Приютите. Всю работу буду исполнять, а на прокорм заработаю.

Старик был бы рад помочь Нагиме, но что скажет жена? А та испугалась, подумала: «Молодая баба, красивая… Вдруг испортит мне жизнь…»

— Вчера только от сестры письмо получила — едет с двумя детьми. Тесно будет, — соврала она.