Долго плакала Нагима в своей одинокой квартире. Потом пошла к лавочнику и стала диктовать длинное письмо мужу. Обо всем написала — и о приходе старухи, и об отказе жены Василия Петровича дать ей приют… Закончила письмо так:
«Возвращайся скорее. Если не приедешь в этом же месяце, распродам все пожитки и сама приеду к тебе. Здесь я одна с ума сойду. А там, вдвоем, будь что будет».
Лавочник перечел письмо. Усмехнулась Нагима своим думам и сказала:
— Добавь еще несколько слов.
— Диктуй.
Покраснела Нагима, опустила голову, чуть слышно шепнула:
— Пиши, как я буду говорить:
Поблагодарив лавочника, Нагима запечатала письмо, опустила его в ящик и стала ждать ответа.
Каждый день увеличивал беспокойство, сомнение, зарождал новую тревогу:
«А вдруг не вернется? Вдруг не позовет к себе? Как быть?»
Десять долгих дней прошло в мучениях. На одиннадцатый день маленький кусок бумажки, исписанный рукою Садыка, ее Садыка, разогнал все сомнения. Он писал:
«Я очень о тебе соскучился… Сам жив, здоров, работаю на нефтяных промыслах… Тяжело без тебя… Собери пожитки, лишнее оставь у Василия Петровича и приезжай ко мне… С голоду не умрем… Вместе легче будет».
Как окрыленная захлопотала Нагима и в два дня управилась со всеми делами.
В день отъезда неожиданно получила письмо. Захолодело в сердце от страшного предчувствия. Торопливо побежала к знакомому лавочнику.
— Прочти.
Письмо нерадостное, написанное чьей-то чужой рукой:
«Товарища Садыка Минлибаева в двадцать четыре часа выселили из Баку. Попало еще несколько ребят. Садык просился в Екатеринбург, но не разрешили. Сегодня его этапом отправили в Шадрин, Пермской губернии».
— Это всё? Больше ничего нет? — спросила Нагима с просиявшим лицом.
Больше всего боялась ока, как бы муж не бросил ее, не завел другую жену, и теперь, успокоенная на этот счет, принялась расспрашивать:
— Где Пермь? Где Шадрин?
Узнав, что город намного ближе, чем Баку, несказанно обрадовалась…
В первые же дни революции Минлибаева выбрали от завода в Совет. Он получил письмо от товарищей с просьбой приехать.
Когда закипели волны революции, когда политические заключенные, ссыльные стали во главе дела, когда началась ожесточенная борьба за новую, светлую жизнь, Нагима всем своим существом поняла смысл забастовок, стачек, которые часто влекли за собой безработицу, скитания, ссылку и казались ей несчастьем ее жизни. Она увидела, что стачки, забастовки, ссылки тысяч Минлибаевых являлись ручейками, втекающими в одну реку, корнями, взращивающими одно могучее дерево.
Садык приехал усталый, разбитый, в солдатской шинели. Казань встретила его массой всяческих дел. С момента приезда Садык с головой окунулся в работу среди солдат, крестьян, заводских рабочих. Голос охрип от выступлений, лицо осунулось. Но Нагима не роптала, не страдала, а только старалась урвать свободную минутку, чтобы покормить мужа, чтобы хоть на три-четыре часа уложить в постель, ей приходилось довольствоваться редкими, короткими мгновениями, которые он ей уделял.
Садык понял перемену, происшедшую в Нагиме. Он стал смотреть на нее как на товарища, который может плечом к плечу бороться рядом с ним, стал делиться с ней заботами и радостями.
Как-то среди разговора Нагима перебила его:
— Что ты мне все «товарищ» да «товарищ» говоришь? От пустого слова мне пользы никакой. Ты на заводе, ты в Совете, ты на фронте, а я все около печки, все вожусь с горшками да чугунами, все стираю пеленки.
Садык задумался, долго беседовал с Нагимой, а под конец предложил:
— Отдадим детей в ясли, сами станем обедать в столовке. Ты поступишь на завод, будешь работать в Совете.
Нагима испугалась. Она согласна обедать в столовке, готова работать дни и ночи, но дети!.. Как с ними быть? Как расстаться с маленьким Куручом, с первенцем Хасаном? Отдать их в ясли? Будет ли там за ними надлежащий уход? Не соскучатся ли они о матери? А как она сама будет жить без детей? Ведь с ума сойдет!
Как управляется Айша? У нее и муж и дети, а сама она с головой ушла в общественную работу. Сколько раз приезжала на конференции, съезды, выступала на них! А один раз ее речь так даже перевели на русский язык и вместе с портретом напечатали в газете.