«Ладно, для кооператива годится».
Брал другой бешмет, снова наспех пришивал пуговицы и отбрасывал в сторону.
«Для кооператива сойдет. Больно дешево платят».
Рукав пришивал в два счета:
«Все равно без переделки носить не будут».
Навалив на лавку груду «готовых» вещей, Джамалий принялся за утюжку. Он во что бы то ни стало хотел сегодня же развязаться с работой. В голове бродил хмель. Торопливо проводил Джамалий утюгом по воротникам и бортам бешметов, проглаживал карманы.
«Все равно в лавке изомнутся, будут как жеваные». Раздался стук. В комнату вошел милиционер.
— Вы Джамалетдин Зайнетдинов?
Джамалий подался назад и, уставившись на милиционера, ответил:
— Да, мы.
— Подписываться умеете?
— Постараться можно.
Милиционер протянул бумагу.
— Распишитесь в получении.
Это была повестка с вызовом Джамалия на суд по делу об убийстве Фахри.
После ухода милиционера Джамалий долго рассматривал повестку, вертел ее в руках. В душу его заполз страх.
— Пожалуй, пришел день расплаты! — прошептал он.
Снова взялся за утюг, но работать так и не дали. Кто-то без стука вошел в комнату.
— Ты, что ли, Камалий? Заходи, заходи! — сказал Джамалий, не поднимая головы.
Но он ошибся, это был не Камалий, а жена Валий-бая Мариам-бикя.
На голове пуховый платок, в стеганом пальто, на ногах пестрые ичиги, в руках большой узел. Джамалий опешил. Несколько месяцев он не видел Мариам-бикя и теперь насилу узнал — старуха поседела, глаза ввалились, спина согнулась, голос звучит глухо.
Она остановилась на пороге и произнесла:
— Килен[90]! Джамалий, дома ли вы? Не разгляжу никак.
Изумленный Джамалий взял гостью за руку и усадил на стул.
— Не обессудь, бикя, в одной комнатушке ютимся. Сама знаешь, какие времена, — промолвил он.
Старуха, помолившись, сказала:
— Да поможет господь! Не на вас одних, на головы всех пало несчастье. А где же жена твоя Сафура? Здорова ли?
Джамалий кинулся к двери:
— Мать, а мать! Ты где? Иди скорее, гостья пришла, Мариам-бикя!
Из сеней вбежала Сафура. Это была худая женщина с испуганным выражением лица, одетая в старое, вылинявшее платье. С виноватым видом подошла она к гостье, поздоровалась, расспросила о здоровье и тут же взялась за самовар.
«Хорошо еще, и сахар и чай есть. Не стыдно будет», — подумала она.
Пока Сафура суетилась около самовара, Мариам-бикя, подогнув по привычке ноги, заговорила тихим, размеренным голосом:
— В жизни испытываешь все, что суждено господом богом. И справедливо и несправедливо терпишь. Вот страдает понапрасну и муж мой.
Утерла бикя слезы и продолжала:
— Ходила я к нему, а он обо всех расспрашивает, обо всех печалится. «Времена, говорит, тяжелые. Как-то, говорит, Джамалий поживает? Если есть какая работа, другому не отдавай, неси Джамалию. Он свой человек, умелый, честный. Увидишь его самого — от меня поклон передай».
Джамалий так и подпрыгнул на месте и подобострастно хихикнул.
— Хи-хи! Так и сказал? Как Джамалий, мол, поживает? А! Не забыл, говоришь?
— Зачем забывать! Вместе жили, вместе горе, радость делили.
Сафура тем временем накрыла на стол, расставила чашки.
— Да, да! — закивал Джамалий. — С головой был человек. Разве без головы миллионы наживешь? Сколько одних мечетей настроил! И меня не забыл. Скажите на милость! Так и спросил: как, мол, Джамалий поживает, а?
— Вот-вот, так и спросил. «Другому, говорит, работу не отдавай».
Сафура подала самовар. Все подвинулись к столу.
Гостья, расхваливая чай, пила чашку за чашкой. Не прерывая чаепития, она развязала узел, достала оттуда большую старую шаль, какую-то подкладку, вату, четыре пуговицы, два крючка и моток ниток.
— Если у тебя есть свободное время, сшей мне что-нибудь теплое, чтобы по утрам надевать.
Джамалий встрепенулся:
— Для тебя в два дня сделаю.
Чай пили долго. Старуха плакала и кляла. Наконец, распростившись, ушла.
Джамалий совсем потерял голову. Мысли в голове как-то не укладывались, работа не спорилась.
«Как быть? Зачем я сунулся в это дело? Ведь никто меня за полы не тянул! Сам сдуру сунулся, сам разыскал окровавленный бешмет. А зачем? Конечно, Валий-собака, душу вынет, не поморщится. Ну, а те? Ангелы, что ли? И зачем я сунулся? Не мог в сторонке остаться?»
На глаза попалась повестка. Джамалий взял ее в руки, повертел.
«Через два дня суд. Нужно идти туда, рассказать о бешмете. Уф…»
Наконец Джамалий не выдержал, нахлобучил шапку, надел кауши и направился к двери с намерением пойти к своему другу Камалию. Но не успел он переступить порог, как в комнату ввалился сам Камалий.