Такое начало показалось старому адвокату Арджанову очень уместным. Довольный, он дождался окончания речи Хасанова и, с разрешения председателя, стал задавать вопросы:
— Скажите, — начал он, — сколько десятин посева имел совхоз «Хзмет» в момент вашего приезда туда и сколько теперь? Сколько имелось тогда скота и сколько теперь?
Валий Хасанов обрадовался.
— К моему приезду в совхозе имелись забытая смертью кобыла, два старых мерина, один вшивый, линялый жеребенок и четыре яловые овцы. Это был весь живой инвентарь совхоза. Посев был не лучше. Четыре десятины кое-как вспаханной, будто под пьяную руку, земли были засеяны рожью, но вьюнков и остреца там было больше, чем злаков. Немного проса, две десятины пшеницы, заросшей куколем, и еще одна полоска земли, сплошь покрытая плевелами, так что не различишь, овес это или просо, — вот все богатство. Откровенно нужно сказать, Совет много помог. Выдавал все, что имел. Я работал не меньше восемнадцати часов в сутки. Через четыре года мы пришли к таким результатам. Теперь в совхозе имеется до ста голов скота, считая и мелкий. Из них двенадцать рабочих лошадей, несколько черкасских баранов, которыми пользуются окрестные крестьяне для улучшения породы овец, холмогорские быки и племенные жеребцы. Я перешел на многополье. Я первым применил трактор. Мои машины обрабатывают крестьянские поля. Я ежегодно по минимальной цене продавал сортированные семена. К моменту моего приезда дом совхоза скорее походил на заброшенную собачью конуру. В помещичьем особняке завывал ветер. Все окна были выбиты, двери сорваны, лестницы сломаны, полы разворочены. Крыши совсем не было. От хозяйственных пристроек оставались одни остовы. Изгородей, заборов также не было. Жутко было смотреть на царившее там разрушение. А сейчас не узнаете. В четыре года я все восстановил, отремонтировал, выкрасил. Теперь дом стал как игрушка.
Многим из присутствующих похвальба Валия Хасанова показалась навязчивой. Прокурор решил выявить оборотную сторону медали и, отложив временно допрос Хасанова, попросил вызвать свидетеля Гайнетдинова.
Гайнетдинов в период своей работы в профсовете обследовал жизнь рабочих совхоза «Хзмет».
— Что вы знаете по этому поводу? — обратился к нему председатель.
— Вот что я видел там, — начал Гайнетдинов. — Тотчас после приезда я направился в жилые помещения рабочих. Их пища состояла из недопеченного ржаного хлеба, чая без сахара, со снятым молоком и какой-то бурды. «Мы, — сказали они, — мясной обед видим только в два годовых праздника». Голые доски, покрытые грязью и пылью, заменяли им постель. Спецодежды никакой не имелось. Рабочие заявили, что трудятся по пятнадцати-шестнадцати часов в сутки, а если кто пробовал возразить, того немедленно выгоняли. Рабочие мне жаловались. «За нас, — говорили они, — хлопочет Фахри. Он и в город сообщал, да толку не вышло. И там, во главе дела сидят защитники Хасанова». Вот это одно!
Гайнетдинов умолк, взглянул на председателя и, не дожидаясь приглашения, продолжал:
— За четыре года «Хзмет» заметно оправился. Это верно. Но здесь, как говорится, подводя бровь, вышибли глаз. Я в молодости был крестьянином и такие дела хорошо понимаю. Валий Хасанов, действуя через своих агентов, работающих в земотделе, выкачал оттуда для «Хзмета» все богатство. Когда разорились два ближайших совхоза, значительная часть их имущества была передана в «Хзмет». «Хзмет» получил дотацию, причитающуюся четырем совхозам. Каждый вновь прибывающий трактор заполучал «Хзмет». Взвыли все совхозы. Стали раздаваться жалобы, что Валий Хасанов заодно со спецами по земельному делу, действуют с какой-то задней мыслью. Если совхоз «Хзмет» и был первым, то он добился этого положения за счет разорения других совхозов. Валий-бай везде хвастался своей работой, а ревизия показала множество вопиющих фактов. Вот это два!
Зал, слушавший с напряженным вниманием, рассмеялся над последней фразой Гайнетдинова. Председатель призвал присутствующих к порядку.
Гайнетдинов продолжал:
— Ознакомившись с этими шипами, скрытыми под видимым процветанием, я повел беседу с самим Валий-баем. «Как дела?» — спрашиваю. «Трудно, — отвечает он. — Со всех сторон ножки подставляют». — «Кто?» — «Да все». По его словам выходило, что и ячейка, и профсоюз, и газета, а больше всего Фахри ножку подставляет. Это вам три!