Ильзир посмотрел на девочку каким-то странным взглядом, который та со злорадством сочла страхом и гордо сказала:
– А я его дочь. И поэтому ты и этот, – она кивнула в сторону ушедшего Хальфара, – скоро умрете.
Ильзир сплюнул.
– Дура ты дремучая, – сообщил он. – Оги, тулла какая-то… бабушкины сказки всё это. Завтра-послезавтра продадут тебя какому-нибудь вонючему арабу и будешь ему ноги мыть, зад подтирать, да всякие непотребства его исполнять. Пока молодая. А постареешь загонят тебя куда-нибудь на кухню и будешь там до смерти горшки отскребать. Ну или на скотном дворе навоз за его козами и овцами убирать.
Синни сердито посмотрела на норманна, обидевшись и за себя, и за своего бога. Но Ильзир, словно потеряв к ней всякий интерес, уже отвернулся и занялся костром. И весь задор Синни тут же испарился. Смерть матери и брата, голод, её собственное безрадостное будущее, столь ярко описанное противным бородатым чужеземцем навалились на неё и мгновенно придавили к земле. Она вся сникла, сгорбилась, склонила голову, черные длинные волосы закрыли её лицо. Она лучше самого норманна знала, что никто никогда не поможет ей. Отец, мать и брат убиты, а великий бог-воин никому не помогает. Он видите ли только дает тебе меч, который и даром не нужен, когда ты всего лишь тощая, одинокая, голодная, шатающаяся на ветру девчонка-подросток. Из её глаз потекли слезы. Слезы на которые всем в этом мире было наплевать.
Когда Хальфар вернулся, он подошел к воде, вымыл руки песком и водой, повернулся и властно сказал:
– Эй, скрэлинг, веревку свою сюда принеси.
Ильзир снял с ноги конец веревки и бросил его девочке. Синни покорно принесла её громадному норманну. Насмешливо глядя на ребенка, он взял конец веревки и намотал на кулак.
– Покажи зубы, – приказал он.
Синни испуганно и растерянно посмотрела на него.
– Зубы покажи, – повторил он более грозно.
Синни открыла рот.
– Да не так, дура. Вот так, – он оскалил зубы, растянув губы.
Синни повторила. Он внимательно осмотрел.
– Ты чистая? Где-нибудь чешется или гниёт? – Спросил он. – Чем-нибудь болеешь? Вши есть?
Синни исподлобья глядела на него и молчала. Он протянул руку и принялся ворошить её черные пряди, внимательно вглядываясь в корни волос. Затем осмотрел за ушами, шею и даже вроде как будто понюхал её. Синни стояла как каменная, глядя вниз.
– Ладно, – сказал он, – идём. – И слегка дернул за веревку.
Он повел девочку куда-то вверх по склону, по которому все они ранее пришли к озеру. Встревоженная Синни обернулась и посмотрела на Ильзира, словно ища у него какой-то подсказки. Тот мрачно глядел им вслед, а затем отвернулся.
6
Далира открыла глаза и обнаружила себя лежащей возле валуна. Вокруг было ясное тихое почти безмятежное утро. Чистое небо сияло пронзительной хрустальной голубизной и Солнце, окутанной легкой дымкой, едва-едва показалось далеко на востоке над зеленоватой линией бесконечных лесов.
Далира лежала на своем собственном плаще, укрытая собственной меховой накидкой, причем под головой даже была её торба. Это удивило её, она совсем не помнила как организовывала себе лежанку. После чего на неё нахлынули воспоминания о ночном разговоре с богом и она резко села, при этом громко застонав от резкой боли в боку. Она зажмурила глаза, пересиливая приступ и прижав ладонь к больному месту. Рану от меча следовало осмотреть, но она решила отложить, ибо ожидала что ничего хорошего не увидит. Перетерпев боль, она открыла глаза и огляделась по сторонам. Вокруг был тихий дивный покойный мир, залитый мягким утренним светом. И даже пустынная каменистая равнина, омытая дождем, сверкающая кварцем и прозрачными лужицами, теперь представлялась вполне уютной и жизнерадостной, с небольшими участками зелени и даже желтых и белых цветков. Но затем её взгляд наткнулся на труп сына и всё вернулось на свои места. Далира с трудом заставляя двигаться затекшее окоченевшее тело поднялась на ноги подошла к Анвеллу и упала рядом с ним на колени. Она почти спокойно смотрела на серое застывшее безжизненное лицо сына и вспоминала свой удивительный сон о встрече с Туллой. То, что это был лишь сон она не сомневалась. Веки Анвелла были открыты и его светлые удивительно прозрачные глаза как-то очень задумчиво смотрели в голубое небо. Она попыталась закрыть их, но веки закоченели. Это было нехорошо, через открытые глаза в тело юноши могли забраться злые духи и воспользоваться его еще целым телом. Она оторвала часть его рубахи и крепко завязала ему глаза. Это действо почему-то совершенно обессилило её и затем она долго просто сидела возле мертвого сына, глядя куда-то на его рот.