— Я помню.
— В конце концов я загадала желание на ней. Или… надежду, я так полагаю, но в ней нет настоящего волшебства.
— Надежда — это самое настоящее волшебство, дитя.
Видения вспыхнули в ее голове. Акива, улыбающийся ей своей светлой улыбкой. Акива, прибитый к земле, его кровь бежит в священный ручей. Храм в пламени, солдаты оттаскивают их прочь, траурные деревья стали тоже загораются, и вместе с ними вся живность, что жила в них.
Она пошарила в кармане и извлекла косточку, которую брала с собой на рощу в прошлый раз. Она была не повреждена. У них так и не оказалось шанса разломать ее.
Она сунула ее Бримстоуну.
— Вот, возьми. Растопчи ее, выбрось, в ней нет никакой надежды!
— Если бы я в это верил, — сказал Бримстоун, — то не стоял бы здесь сейчас.
Что это означает?
— То, что я делаю, дитя, изо дня в день — это борюсь с потоком. Волна за волной бьет о берег, и каждая волна слизывает песок все дальше. Мы не победим, Мадригал. Мы не сможем побить серафимов.
— Что? Но…
— Мы не сможем выиграть эту войну, я всегда это знал, они слишком сильные. Единственная причина тому, что нам удалось сдерживать их так долго, это то, что мы сожгли библиотеку.
— Библиотеку?
— В Астрае. Это был архив магии серафимов. Эти идиоты держали все свои тексты в одном месте. Они настолько ревностно относились к своей власти, что не позволяли делать копии. Они опасались, что кто-нибудь оспорит их власть, так что собрали все знания в одном месте и взяли только таких учеников, которыми могли управлять, и держали их взаперти. Это было их первой ошибкой, держать всю свою силу в одном месте.
Мадригал увлеченно слушала. Бримстоун рассказывал ей такие вещи. История. Тайны. Боясь прервать повествование, она спросила:
— В чем же была их следующая ошибка?
— Они забыли, что нас надо бояться. — Он помолчал немного. Кишмиш перепрыгивал с его одного рога на другой, и обратно. — Им надо было верить в то, что мы животные, чтобы оправдывать то, как они обращались с нами.
— Как с рабами, — прошептала она, слыша голос Иссы в своей голове.
— Мы были невольниками и страдальцами. Мы были источником их власти.
— Пытки.
— Они уверяли себя, что мы лишь молчаливые чудовища, и это устраивало их. У них было пять тысяч чудовищ в ямах, и уж они точно не были молчаливыми, но серафимы верили в свой замысел. Они не боялись нас, что сделало это легким.
— Сделало легким что?
— Их уничтожение. Половина охраны даже не знали наш язык, и счастливо верили, что это было только хрюканье и рычание, когда мы ревели в агонии. Они были дураками, и мы их убили, и сожгли все. Без магии серафимы потеряли свое превосходство, и за все эти годы так и не смогли вернуть его. Но в конце концов им это удастся, даже без библиотеки. Твой серафим доказательство того, что они возвращают утраченное.
— Но… Нет, магия Акивы не такая, — она подумала о живом платке, который он сделал ей, — он никогда бы не использовал ее как оружие, он хочет только мира.
— Магия не является инструментом мира. Ее цена слишком велика. Единственное, что помогает мне пользоваться ею, ведя круговорот душ от смерти к смерти, это вера в то, что мы сможем продержаться в живых до того… до того момента, когда мир переменится.
Ее слова.
Он прочистила горло. Это звучало как шелест гравия. Было ли это возможным, означало ли это, что он…?
— Я тоже мечтаю об этом, дитя, — сказал он.
Мадригал пристально смотрела на него.
— Магия не спасет нас. Понадобится огромная энергия, чтобы колдовать в таком масштабе, и выплачиваемая болью дань просто уничтожит нас. Единственная надежда… это надежда, — он все еще держал косточку, — и тебе не нужны никакие знаки для нее — либо она в твоем сердце, либо ее нет нигде. И в твоем сердце, дитя, она очень сильная. Сильнее, чем я когда-либо видел.
Он опустил косточку в свой нагрудный карман, поднялся на своих львиных бедрах и повернулся. Сердце Мадригал плакало от мысли, что он оставляет ее одну.
Но он только подошел к маленькому окну в дальней стене и выглянул в него.
— Знаешь, а ведь это была Чиро, — сказал он, круто меняя тему.
Конечно Мадригал знала.
Чиро, у которой тоже были крылья и которая последовала за ней, спряталась в роще, и все видела.
Чиро, которая словно ручная собачонка Тьяго, только ради того, чтобы ее погладили по головке, предала Мадригал.
— Тьяго пообещал ей человеческую внешность, — сказал Бримстоун, — как будто он сможет сдержать это обещание.
Глупая Чиро, подумала Мадригал. Если это было ее надеждой, то она выбрала плохой альянс.